Учебка. Армейский роман
Шрифт:
Подъехали грузовые машины, крытые брезентом. По их кабинам Игорь без труда узнал «Уралы». Заметив машины, Денисов закончил говорить и скомандовал:
— Рот-т-та! Нале-во! По машинам бегом марш!
Грохот сапог и лязг автоматов наполнил все пространство перед казармой. Каждый взвод садился в свою машину.
— Улан! — позвал Мищенко.
— Я!
— Залезь в кузов — там найдешь металлическую лесенку. Свесишь ее с борта.
— Есть.
Улан, используя свой баскетбольный рост, ловко перемахнул через борт и вскоре перебросил короткую металлическую лесенку, окрашенную в защитный зеленый цвет. Взбираться по лесенке было гораздо удобнее, и вскоре весь взвод оказался в машине. Вдоль каждого борта располагались две широкие, прочные скамьи. Чуть дальше, в глубине кузова между этими скамьями были переброшены скамьи поменьше, чтобы можно было посадить больше людей. Тищенко впервые
Простившись с казармой веселыми гудками, «Уралы» выехали за ворота части и повернули налево. Игорь впервые ехал в эту сторону и во все глаза смотрел на плавно проплывающую мимо бортов улицу Маяковского. Оказалось, что город в этом направлении становился все ниже и ниже и вскоре Минск уже мало чем напоминал столицу союзной республики. Небольшие деревянные домики чередовались с двухэтажными, покрытыми побелкой «сталинскими» домами. Прохожих тоже попадалось все меньше. Из всего этого Игорь сделал вывод, что, во-первых, часть находится ближе к окраине города, а, во-вторых, что Минск в некоторых направлениях был не таким уж и огромным. Во всяком случае, до вокзала тоже было не больше четырех-пяти километров. Всю дорогу Мищенко шутил с курсантами, вспоминая разные забавные случаи на стрельбищах. Однажды солдаты застрелили сбежавшего от хозяйки поросенка. Игорь был в не слишком хорошем настроении, поэтому история с поросенком произвела на него обратное впечатление. Он не увидел ничего смешного в убийстве несчастного животного и с досадой подумал о бестолковости стрелявшего солдата.
Машины еще раз повернули налево и вскоре выехали за город. Проехав немного по шоссе, «Уралы» въехали в лес. Лесная дорога по всем признакам была военной. Во-первых, перед ней висел знак, запрещающий въезд, во-вторых, попались всего две встречные машины и обе они были военными, а, в-третьих, асфальт был проложен совершенно особенно, как только он прокладывается при строительстве военных дорог. Со всех сторон над дорогой нависали ветви берез. Огромные, косматые лапы вековых елей иногда смыкались над машинами, и тогда казалось, что это лесные великаны хотят поймать в свои объятья дерзкую колонну. Но «Уралы» грозно и самодовольно двигались вперед, заставляя своим урчанием расступаться всех лесных великанов. Глядя на лес, Игорь вдруг совершенно неожиданно и очень сильно захотел сходить по грибы: «Как раз скоро первые должны повылазить, ведь недавно хороший дождик прошел. Вряд за два года придется. Если они только будут — эти два года. Может, уже в сентябре дома буду, тогда пойду в лес, и целый день стану грибы собирать. И даже не важно, найду или нет! Главное — подышать свободным лесным воздухом и вновь почувствовать себя человеком». Лес манил и притягивал к себе. Кое-где попадались небольшие полянки и на них росли огромные сосны, раза в три более толстые, чем их соседи, сжатые со всех боков своими конкурентами. «А ведь и деревья такие же, как люди — дай сосне свободу, она вырастет могучей и гордой, такой, что глаза будет трудно от ее красоты отвести. А посади ее в густом лесу — вырастет какая-нибудь замухрышка, которую и сосной-то назвать нельзя будет. Но, случись какой пожар или вырубка, останется эта сосна одна, и тогда держись лес — вырастет такой же могучий великан!» — в последние дни Игорь чувствовал себя плохо, и это отражалось на его мыслях — тянуло пофилософствовать, пусть даже с самим собой. По брезенту, аркой нависающему над курсантами, из-за поднявшегося ветра прокатилась легкая рябь, и Игорю показалось, что кузов и брезент — огромная глотка чудовища, поглотившая
Въехали на стрельбище. Машины остановились и курсанты, получив приказ, принялись выпрыгивать наружу. Стрельбище оказалось большой, безлесной площадкой, похожей на обыкновенное колхозное поле, на котором лет пять ничего не сажали. Но высокой травы не было — она была вся скошена и собрана в небольшие стожки возле дороги. «Наверное, солдаты косили», — догадался Тищенко. Стрельбище со всех сторон было обнесено забором из колючей проволоки. В дальнем его конце, у самой стены чуть синеватого леса виднелись какие-то сооружения — не то бетонные, не то деревянные. Перед ними были укреплены мишени.
Денисов построил роту и объявил, что первым на огненную позицию идет первый взвод. На исходной стояли два незнакомых Игорю капитана и о чем-то разговаривали с Мищенко. Возле них стоял ящик с патронами и раскладной столик с кучей ведомостей. Ветер норовил выхватить бумажные листки и унести их прочь, поэтому Мищенко положил на ведомости свою полевую сумку. Ротный достал свой бинокль и принялся разглядывать в него мишени.
— Знаете, зачем Денисов в бинокль смотрит? — спросил у взвода Гришневич.
— Мишени проверяет, — ответил Байраков.
— Мишени тоже, но не все, Байраков, так просто. Там всякие грибники-ягодники могут оказаться. Хоть и стоит оцепление, но лишний раз проверить не помешает.
— Как папрут — чуть ли не на автамат! — добавил Шорох.
— Товарищ сержант, а разве стрельбище не огорожено? — с легким украинским акцентом спросил Вурлако.
— Огорожено, Вурлако, огорожено. Да только гражданские на это член ложили — дуракам закон не писан. Так что смотрите, когда будете стрелять, а то потом по трибуналам затаскают. Правда, в первую очередь не вас, а Денисова, Мищенко и тех двух капитанов, что рядом со взводным стоят. А потом уже и за вас возьмутся, — пояснил сержант.
С основной позиции раздались выстрелы. Стрелял первый взвод. Все дружно повернули головы в сторону стрелявших. Результаты сообщали почти тут же, поэтому можно было наблюдать за ходом стрельбы. Первый взвод стрелял ни шатко, валко — у одного было всего два очка, у другого — четыре, а у всех остальных — между десятью и семнадцатью очками. Только Симонов выбил двадцать. Пока это был лучший результат. «Как же у меня получится? В школе двадцать три выбил, а здесь может и меньше будет. Только бы не меньше всех, а то выбью два, как в первом взводе — все потом пальцем будут показывать: вон он, чмошник косой пошел», — чем меньше оставалось времени до стрельбы, тем больше нервничал Игорь, опасаясь сесть в лужу перед товарищами. Впрочем, подобными мыслями были озабочены почти все курсанты. Тищенко был еще в сравнительно неплохом положении — многие до сих пор еще ни разу не стреляли из автомата.
— Взвод! На исходную позицию становись! — скомандовал Мищенко.
Гришневич построил взвод и доложил:
— Товарищ капитан, второй взвод построен и готов к проведению учебных стрельб — заместитель командира взвода сержант Гришневич.
— Вольно!
— Напоминаю еще раз. Вызванные курсанты подходят к столу, там получают по три патрона, заряжают их в рожок и идут на исходную позицию. Затем по команде пристегивают рожки и, опять же, по команде, производят стрельбу. Вставать можно только по команде. Перед тем, как встать, каждый еще раз проверяет автомат и показывает мне рожок. Долго не цельтесь — иначе глаз устанет, и вы уже не сможете точно прицелиться, — вводную часть Мищенко счет вполне достаточной и начал вызвать курсантов:
— Бытько! Доброхотов! Вурлако! Гутиковский!
«Вызывает по списку первое отделение», — догадался Игорь.
Отстрелялась первая четверка. Уже приготовились к стрельбе Каменев, Ломцев, Лупьяненко и Петренчик. В это время Мищенко объявил результаты первой четверки:
— Бытько — семь, Вурлако — семнадцать, Гутиковский — двадцать одно, Доброхотов — двадцать. Хорошо стреляли! У Гутиковского пока лучший результат в роте. Вот только Бытько подкачал. Бытько!
— Я!
— Почему так плохо стрелял?
— Виноват, товарищ капитан. Наверное, плохо целился…
— А почему же ты так плохо целился?
— Виноват… Не могу знать…, — по уставу, а потому еще более глупо, бубнил Бытько.
Отстрелялось первое отделение. Меньше, чем у Бытько, не было ни у кого, лишь Сашин выбил почти столько же — восемь. У Туя было двадцать, но всех перещеголял Улан. Когда Мищенко узнал, что Улан выбил двадцать девять из тридцати возможных, его изумлению не было границ. Капитан даже попросил по телефону у солдат, устанавливающих мишени, перепроверить еще раз. Вторично убедившись в этой, почти невероятной для взвода связистов цифре, Мищенко довольно сообщил Денисову: