Учебка. Армейский роман

Геращенко Андрей Евгеньевич

— Здравствуй, — едва заметно кивнул отец Мироненко.

Зато Ольга Петровна, увидев своего бывшего ученика, расцвела в улыбке:

— Здравствуй, Игорь. Ну, как тебе здесь служится?

— Ничего… Потихоньку.

— Что и говорить, Ольга Петровна, туговато ему приходится, — вмешалась в разговор Елена Андреевна.

— А что такое?

— Да все с носом мучается — кровь часто идет.

— Да, он у вас болезненным рос. Я помню, что у него еще в школе кровь шла. Но, может здесь окрепнет — все-таки свежий воздух, режим дня. Вон Симоров

тоже был маленьким, да щуплым, а таким богатырем из армии пришел!

Кто такой Симоров, Игорь не знал, но в любом случае очень сомневался в том, что может придти домой «богатырем». На слова Ольга Петровны Игорь лишь криво усмехнулся и ничего не ответил. Это не укрылось от Мироненко, и он сказал, глядя куда-то в пустоту между Игорем и Еленой Андреевной:

— Если плохо будет, надо в санчасть обращаться. Там помогут. Военные врачи хорошие — не то, что гражданские!

Игорь вспомнил Румкина и опять скептически улыбнулся. Пришел Слава Мироненко, все переодевание которого заключалось в смене сапог на ботинки и снятии ремня:

— Я готов, мама. Дежурный по части разрешил идти.

— Ну что ж — пойдем. До свидания. Успехов тебе в службе, Игорь!

— Спасибо, Ольга Петровна.

Попрощавшись, семья Мироненко дружно направилась на КПП. Игорь с завистью посмотрел им вслед. Славик перехватил взгляд брата и спросил:

— Игорь, а тебя что — не отпустили?

— Не отпустили. А здорово было бы и нам так пойти!

— Неважно, сынок — не расстраивайся. Мы и здесь с тобой посидим. Нам ведь все равно никто мешать не будет.

— Да уж — через каждый час надо сержанту докладывать, — пробурчал Игорь.

— Опять? — всплеснула руками Елена Андреевна.

— Опять. И что за тупость такая!

— Ладно, Игорек, не ворчи. Это ведь всем делать надо. Раз такой порядок — надо его выполнять.

— Придумал дурак какой-то, а ты выполняй! — не унимался Игорь.

— Хватит ворчать, сынок. Лучше посмотри, что я тебе привезла.

Елена Андреевна достала все то, что Игорь не взял, когда они были в казарме. Все было очень вкусным, и Игорь, заметно подобрев, уже не ворчал на то, что нужно докладывать сержанту. К тому же после очередного доклада Шорох разрешил Игорю приходить не через час, а через два — ему и самому до смерти надоело выслушивать одно и то же от пятнадцати курсантов сразу. Пока Игорь разговаривал с мамой и Славиком, спортгородок как-то заметно опустел, и на нем почти никого не осталось.

— Слушай, сынок, кроме нас уже почти никого нет — только несколько человек. Может уже нельзя здесь сидеть, а? — начала волноваться Елена Андреевна.

Игорь и сам был удивлен не меньше и не очень уверенно ответил:

— Даже не знаю. С родителями разрешили до самого ужина быть.

Со скамеек поднялись последние родители и курсанты и медленно потянулись к выходу из части.

— Ой, Игорек, смотри — теперь уже все ушли.

— Мама, я совсем забыл — ведь клуб открыли. Туда все и пошли, наверное. Там не так жарко, — вспомнил Игорь.

В

клубе было довольно много народа, но он, большой и просторный, легко вместил всю эту переговаривающуюся и чавкающую массу. Почти все курсанты что-то ели, и от этого клуб стал похож на столовую, с той лишь разницей, что каждый ел свое. Здесь же Игорь с удивлением увидел Каменева и Байракова. Тищенко прекрасно помнил, что Гришневич отпустил их в увольнение, и они давно уже должны были быть в городе. «Может, Гришневич передумал? Ну и козел же он в таком случае! А я еще злился, что им больше повезло. А с какой стати они должны были идти, а я — оставаться», — Тищенко с противоречивыми чувствами смотрел на своих сослуживцев.

— Ты нас в столовой видел? — спросил Славик.

— Тебя видел, а маму — нет.

— А мы тебя хорошо видели, — сказала Елена Андреевна.

— Ну и как тебе наша столовая?

— Скажу прямо — не очень. Посмотрела я на ваш праздничный обед — суп какой-то жидкий и, думаю, не слишком вкусный. Каша постная, хорошо хоть, что гречневая. Сок тоже вроде бы водичкой почти наполовину разведен. Ты говорил, что вам масло дают, но я его что-то не видела.

— Масло не в обед дают, а утром. А в обед должны в кашу класть, но я думаю, что почти не кладут, потому что повара разворовывают. К тому же сегодня сравнительно хорошо кормили — кашу гречневую не так уж и часто дают. Вот ты говоришь, что сок разбавленный, а нам его сегодня впервые дали.

— А так что, вообще ничего не дают? — не понял Славик.

Игорь улыбнулся и ответил:

— Почему не дают? Дают. Или компот из сухофруктов, или кисель. Да еще постоянно с бромом.

— А зачем с бромом? — спросил младший брат.

— Это я тебе как-нибудь потом объясню.

— Игорек, а вам всегда так мало времени на обед дают?

— Мама, да ведь сегодня присяга, поэтому времени нам еще сравнительно много дали. Обычно меньше. Когда встаешь, то еще на ходу выпиваешь кисель. А он еще и горячий — вечно в рот не взять.

— Не понимаю — зачем все это нужно?! Неужели нельзя на обед минут двадцать дать, чтобы все успели нормально поесть? Это ведь плохо на желудке сказывается, когда пища непережеванной проглатывается.

— Я уже говорил об этом, а мне сказали, что армия — не санаторий.

Елена Андреевна вздохнула и после некоторой паузы сказала:

— Да, армия — не санаторий! Как ты хоть себя чувствуешь, Игорек?

— Теперь будет легче — после присяги Вакулич обещал отвезти меня в госпиталь.

— Игорь, я все у тебя спросить хотел… Ты, когда знамя целовал, тебе не было противно? — спросил Славик.

— Ты это о чем?

— Ну… Каждый послюнит, а ты — целуй, — пояснил брат.

— Дурак ты, Славик, разве это может быть неприятно? Это ведь клятва и обычай такой — целовать знамя. Я про это даже не думал, когда целовал — есть там чья слюна или нет, не до того было. Знамя — символ армии. Да и в рот ведь его никто не засовывает, стараются одними губами касаться.