Учебник рисования
Шрифт:
— В искусстве соцреализм отменили: теперь валяй как хочешь, — а политика чем хуже?
— В конце концов, у одних своя правда, у других — своя.
— Хотите к зеленым, хотите к красным — пожалуйста.
— А можно и к голубым, — и страшный глаз Басманова подмигнул Диме Кротову.
— Даже если программы в чем-то и будут совпадать, — мягко сказал Луговой, — это не критично. Права бывает, Борис Кириллович, та партия, которая берет власть. Ее программа и будет считаться первичной. А программу-то мы с вами отрегулируем. Сумеем, полагаю.
— И
— Разумеется. Именно о ней речь и идет.
— А помните, — ввернул Дима Кротов, — Пикассо мечтал о диктатуре художников?
— Так почему бы, — пустился в политические фантазии Кузин, — не обсудить этот вопрос в парламенте? Отчего же не выдвинуть законопроект? А лучше сразу несколько! — он говорил и сам себе удивлялся: вот он сидит у себя дома, на любимом стуле с зеленым плюшевым сиденьем, и произносит запросто такие слова. — Есть принципиальные предложения.
— Проснулся, проснулся профессор! — обрадовался Басманов.
— Пора интеллигенту взяться за управление обществом, — добавил Кротов.
— Не век пролетариям управлять!
— У этих собачьих детей и мыслей-то нет, им лишь бы украсть да поделить чужое.
— У профессора столько предложений, — скромно заметила Ирина, — многовато будет для одной партии.
— А ты не стесняйся, Борис Кириллович! Режь матку! Я хочу сказать, правду-матку!
— Не счесть проблем! — Кузин подался полным телом вперед, побурел аскетичным лицом. — Наша задача — сделать Россию нормальным, цивилизованным, европейским государством!
— Прекрасная цель!
— Вернуть Россию в лоно Европы!
— Замечательно!
— Пусть русский забудет имперские замашки — и получит взамен права демократа!
— Великолепно!
— Что предпочесть: жизнь обеспеченную, с гарантированным доходом, как в Европе, — или убогое прозябание в качестве солдата гнилой империи?
— Отлично сказано!
— Пора покончить с наследством Чингисхана!
— Давно пора! — поддержал Басманов. — Надоело это наследство! Что же делать, Борис Кириллович?
— Выдавить по капле раба из русского человека!
— Верно, — восхитился Басманов. — И выдавим! Я тебе обещаю — выдавим! Вместе надавим!
— Итак, предложения, — напомнил Луговой.
— Бюджетникам зарплату поднять! — сказал Кузин о наболевшем. — Интеллигенции в первую очередь! Стыд какой — профессора томятся в хрущобах, сидят на вареной колбасе! Паспорта отменить! Открыть границы! Снизить цены на товары первой необходимости! Ввести частную собственность на землю! Вступить в НАТО! Европейская мы держава или нет? А если да — почему до сих пор не в Атлантическом блоке? Вот как вопрос ставить надо!
— Еще есть предложения?
— Сотни!
— А
— Можно отдать, — великодушно сказал Кузин, — непринципиальный вопрос. Задача не первой срочности. Посмотрим по ситуации.
— Вот как?
— Полагаю, есть дела поважнее.
— Борис Кириллович, безусловно, прав, — заметил Луговой, — гораздо существеннее вопрос, принимать ли участие в разработках иракской нефти — когда там явственно просматривается грядущая американская гегемония. Или, скажем, — тянуть трубопровод в Китай или нет? Газовую трубу в Европу вести через Литву или Украину?
— Что такое? — Кузин сбился с мысли.
— В целом вы совершенно правы, Борис Кириллович. Трудно спорить с вашей программой. Кардинальный путь развития вы наметили, а детали можно потом уточнить.
— То есть программа вас устраивает?
— В целом — да. Сейчас на повестке дня тактика. Вы готовы?
— Не могу ответить, — осторожно сказал Кузин, — нужно подумать.
— А что же думать? — искренне изумился Луговой. — Россия-то, матушка, ждет. Кто ж ее в Европу-то снарядит, как не вы?
— Ну одному мне, пожалуй, не по силам, — сказал осторожный Кузин.
— Дурак ты, Борис Кириллович, безответственный дурак. Сам же говоришь: время уходит. Поезд уедет, торопись! Не хочешь, так история другого лидера найдет, а ты так с идеями своими и просидишь на перроне. Верно говорю, Димочка?
— Борис Кириллович еще подумает, — сказал Луговой.
— Пусть думает. А поезд истории пока другого машиниста поищет. Верно, Димочка?
Вышеописанного диалога Сергей Ильич Татарников не слышал и, соответственно, пересказать не мог. Он поэтому продолжал рассказывать о преступных авантюрах новых богачей, о покупках футбольных команд, а Рихтер, слушая его, таращил глаза и моргал.
— Два болтуна, — сказала Татьяна Ивановна, — два пустомели. Один гвоздь вдвоем вбить не могут, а туда же, миллионы считают. Ты, поди вон, три рубля заработай. Здоров только в чужой карман заглядывать. Люди делом занимаются, а вы языки трепете. Про футбол Сергей верно говорит. Какие ребята хорошие. За мной в юности ухаживал Костя Попов, играл за «Трудовые резервы».
— Что ж ты за него не вышла, была бы сейчас миллионершей, — горько сказал Соломон Рихтер, поверив, что Костя Попов получал бы в «Трудовых резервах» миллионы.
— Я на футбол ходила и надела белую блузку, а мне Костя сказал, что я похожа на Любовь Орлову.
— А зачем же тогда они занимаются искусством, если искусство — не главное? — спросила Лиза.
— Он с одиннадцати метров бил, а не попал.
— Затем, что в истории, в реальной, земной истории, всякая деталь находит свое место. Поглядите на искусство и поймете, что будет с политикой. Поглядите на Фидия, поймете Перикла. Помните историю с Парфеноном? — и Татарников повернулся к Павлу.