Ученик дьявола
Шрифт:
— Ни разу в жизни не видел волшебника, — рассмеялся Ханидью.
— Такого, как сэр Майкл, уж точно!
Свернувшись в постели калачиком, мальчики перешептывались в темноте. Наконец усталость взяла свое, и Ханидью задремал. Убедившись, что его друг спит, Дэйви выскользнул из-под одеяла и прокрался к двери. Теперь, когда глаза привыкли к сумраку, он мог хорошо ориентироваться. Сперва мальчик слегка приоткрыл дверь, потом потянулся к стульчику, где была сложена его одежда. Затем взял ночной горшок…
Ричард Ханидью искренне интересовался поездкой друга в Эссекс, однако другие ученики изнывали от зависти, что новичок поехал вместе
Дэйви прокрался обратно к постели, неслышно забрался под одеяло и затаился. Гость не заставил себя ждать. Предательски скрипнула лестница, послышался какой-то писк. Затем шаги приблизились к двери, и на мгновение все стихло. Дэйви притворился, что спит. Ночной гость сделал еще шаг, оказавшийся роковым. Потянув на себя дверь, Джон Таллис опрокинул водруженный на нее стул и закрепленный между его ножек ночной горшок, полный до краев. Оба снаряда приземлились точнехонько Джону на голову. От неожиданности Джон Таллис с протяжным криком грохнулся на пол, попутно опрокинув маленький столик и выпустив из рук мышь, которую собирался посадить Дэйви на шею.
Первой на шум прибежала Марджери Фаэторн, зажав в руке свечу. Джон Таллис был унижен. Сидя на полу, насквозь вымоченный содержимым ночного горшка, он потер набухающую на голове шишку и заревел от отчаяния. Марджери подняла свечу повыше, и свет ее, озаривший кровать, высветил из мрака два бледных мальчишеских личика, на которых было написано лишь искреннее удивление.
Глава 7
Несмотря на отвратительный характер Александра Марвуда и многие другие недостатки постоялого двора, «Голова королевы» была для «Уэстфилдских комедиантов» как дом родной, и актеры с радостью вернулись сюда. Для первых репетиций, в которых участвовали совладельцы труппы, в трактире сняли небольшую комнату; теперь же, когда к репетициям присоединились остальные, требовалось больше места, и, закутавшись потеплее, люди отправились во внутренний двор. В первую очередь решили взяться за «Ведьму из Колчестера». Остальные пьесы, которые предстояло показать в Сильвемере, были в репертуаре труппы давно и не требовали многочисленных репетиций; комедия же Эгидиуса Пая, как и всякая новая пьеса, нуждалась в самом пристальном внимании. Эдмунд Худ две ночи провел за работой и теперь присоединился к остальным актерам в «Голове королевы», чтобы отрепетировать свою роль. Пока один переписчик спешно заканчивал работу над полным текстом пьесы, второй расписывал роли для каждого из актеров.
Николас Брейсвелл как суфлер единственный получил полный экземпляр всей пьесы и, просмотрев ее, был восхищен работой, проделанной Худом. Пьеса чудесным образом преобразилась. Лоуренс Фаэторн, опасаясь возражений Эгидиуса Пая, запретил адвокату приходить на репетиции, однако разрешил присутствовать на премьере в Сильвемере. «Ведьму из Колчестера» планировалось ставить
Посмотреть на репетицию и разделить общую радость пришли даже те, кто не ехал в Сильвемер. На репетиции был и Дэйви Страттон, которому досталась роль слуги. По ходу пьесы он появлялся только два раза и произносил одну-единственную реплику, однако мальчик подошел к заданию со всей серьезностью. Со смешанными чувствами парнишка смотрел, как другие ученики с поразительной убедительностью изображают женщин, и думал, когда же настанет его черед покрыть себя позором и надеть женское платье.
Несмотря на то что Дэйви был поглощен происходящим, он не забывал поглядывать на Джона Таллиса, который, оскорбленный и униженный, мрачно ходил вдоль забора, вынашивая планы мести.
Когда день уже близился к концу, к суфлеру подошел Фаэторн.
— Тебя надо поблагодарить, Ник. — Он хлопнул Брейсвелла по плечу.
— За что это?
— За то, что напомнил об этой чудесной пьесе.
— После того как над ней поработал Эдмунд, она стала еще чудеснее.
— Точно, — усмехнувшись, согласился Фаэторн. — Только он и о себе не забыл. Расписал роль адвоката Лонгшафта, которого играет сам, а роль другого адвоката, Шортшрифта, наоборот, урезал!
— Но ведь обе роли великолепны.
— Да во всей пьесе, Ник, ты не отыщешь ни одного скучного персонажа. И это несмотря на то, что она написана самим воплощением скуки и занудства, мастером придирок Паем.
— Не будь с ним слишком строг, — улыбнулся Николас. — У Пая много достоинств. И не надо меня благодарить, что я тебе напомнил о пьесе. Главное, что мы ее ставим, — для меня это такая же радость, как и для других. Я счастлив, что у нас снова есть работа, и я рад видеть веселые лица друзей. Погляди на Дэйви! Кажется, даже он развеселился.
— Да, — сдержанно проговорил Фаэторн. — Он уже освоил свою маленькую роль в этом спектакле. Остается только надеется, что он не станет устраивать у меня дома кавардак каждый день.
— Ах да, ты рассказывал. Должен заметить, что вина целиком и полностью лежит на Джоне Таллисе — он первым начал придираться к Дэйви.
— Ну, в этом я с тобой согласен, Таллис получил по заслугам. Но наш новый ученик тоже не ангел. Он насмехался над Мартином Ио, спрятал одежду Стефана Джадда, одного слугу обругал, другому отдавил ногу.
— Твоя жена его приструнила?
— Когда нашла, — вздохнул Фаэторн. — Чертенок устроил свой любимый фокус и пропал. Марджери битый час его искала.
— И где же он прятался?
— На крыше. Вылез через окно.
— В такую погоду? На соломенную крышу? — взволновался Николас. — Это же опасно! Он мог сорваться.
— И очень жаль, что не сорвался. Так хоть какой-то был бы урок.
— И с чего Дэйви так себя вести…
— Самому интересно. Я его предупредил, что, если он и дальше будет продолжать в том же духе, Марджери его хорошенько вздует. Но бесенка даже это не остановило. — Лоуренс устало вздохнул. — Не хочется мне это говорить, Ник, но, положа руку на сердце, признаюсь, что уже жалею, что его взял. Он скоро весь дом вверх дном перевернет.