Ученик хрониста
Шрифт:
– Ты что-то знаешь, Пер?
– Нет. Собачки знают, – звонарь указал на горгулью. – Они летают, часто летают. Эта и та, что сидит напротив ратуши. Потом рассказывают друг другу, что видели. Люди не слышат их, только старый Пер. Смотрит сны, не закрывая глаз… Не слушай старого дурака, Ларс Къоль. Тебе незачем знать его бредни. И хессе Хельге незачем знать. Не надо ходить следом за мертвыми!
Народу днем в «Трех петухах» немного, и изнемогающий от скуки почтенный Эмиль рад любому разговору. Тем более если тот подкреплен заказом кружки зеленого
– Это повесил мой дед, – трактирщик придирчиво оглядел сверкающую табличку и протер ее тряпкой. – Он очень гордился тем случаем.
– Еще бы, не каждому трактиру в день открытия достается в гости король! – я решил слегка подтолкнуть рассказ.
Но Эмиль на лесть не поддался.
– Гость! Если б Его Величество здесь хотя бы заночевал, это, я тебе скажу, дело. А так ехал куда-то через город, а кхарн в упряжке расковался. Пока новую подкову ставили, Альберих сюда зашел. Местных мигом разогнали, кого на улицу, кого на кухню. Мой отец – в твоих годах тогда был – в щелочку смотрел. Говорит, королю кресло принесли, но он садиться не стал, походил по комнате минут двадцать, а потом влез в карету и поехал. Дед вот табличку повесил, чтоб народ приманивать.
– И все?
– Все. А чего тебе еще нужно? В летописи, говоришь, об этом написано? Вот беспутный народ вы, хронисты, переводите пергамент невесть на что, а он – вона! – денег стоит.
– Эй, Къоль! Подойди-ка!
Каждый живущий в земле Фимбульветер знает: нельзя оборачиваться, когда тебя окликают. Человек догонит знакомого и заглянет ему в лицо. Только не имеющие тени мросы зовут из-за падающего снега, подманивают, чтобы потом вцепиться в жертву и выпить тепло, а вместе с ним – жизнь.
– Къоль! Ну кому сказала?!
В плечо мне ударил снежок.
Мросы снежками не кидаются. Нечем им снежки лепить – ни рук, ни туловища у нежити нет, одна большая пасть, которую носит по свету снежный вихрик.
Я оглянулся. На тянущейся вдоль улицы низенькой каменной ограде сидела Флоранса.
Многие в Гехте считают, что эта рыжеволосая женщина со странным именем была в городе всегда. И уж точно она не моложе старого Пера. Только вот время о ней позабыло. На вид она ровесница Хельги, но сестра говорит, что когда поступала в Университет, Флоранса уже ходила по улицам Гехта и с тех пор нисколько не изменилась. А Гудрун клянется, что когда молодой девушкой приезжала в город, ей на базаре гадала точь-в-точь такая же рыжая. И белый чепец тот же, и мужской камзол, и торчащие из-под него пышные юбки. А главное – нитяные колечки, коими от ладони до ногтя унизан каждый палец Флорансы.
Флоранса промышляет гаданием по ладони, лечит ячмени и больные зубы, по вечерам поет в кабаках. Может вдруг подойти к человеку на улице и, глядя в глаза, сказать, что того ждет. Большинство намеченных жертв спасается бегством. Многие считают Флорансу сумасшедшей. Сама она называет себя ведьмой.
Иногда для Флорансы наступают тощие дни – собранных медяков не хватает на то, чтобы оплатить еду и ночлег. Тогда главный прознатчик Палаты Истины хесса Къоль вдруг вспоминает, что у города Гехта накопилось к ведьме слишком много обид – бродяжка, шарлатанка, поет срамные песни, да еще и не поклонилась карете хессира королевского наместника. Флорансу отправляют в тюрьму. Десять дней ей можно не заботиться о поисках тепла и пищи. Преступления Флорансы невелики, потому ей дозволено выходить из камеры и делать всякую
Когда я только начал учиться на гитаре, нашу Гудрун чуть удар не хватил: она решила, будто я надумал подыгрывать Флорансе в кабаках. Пришлось поклясться, что даже думать не буду о рыжей бродяжке. И вот теперь она зовет меня.
– Ну, долго тебя ждать?
А ведь рыжая нахалка так просто не отвяжется. Сейчас дам ей окорот и пойду дальше.
– Чего надо?
– Подарок тебе сделать хочу. Надо бы Хельге, так ведь не примет. Если я предложу отблагодарить хессу Къоль, ей, пожалуй, станет дурно. А когда очухается, скажет мне много нехороших слов. Хельга такая же, как и я, гордая. Давай руку!
– Погадать мне хочешь? – усмехнулся я, протягивая Флорансе ладонь.
Колючая нитка обхватила палец.
– Ведьмы сворачивают время в колечки, – говорила Флоранса, глядя мне в глаза мерцающим нездешним взглядом. – Носят потом на руке. Потому и не стареют. Чем больше колец, тем опытнее и древнее ведьма. Теперь у тебя тоже есть немного лишнего времени. Скоро оно тебе понадобится. За спасенную жизнь только жизнью и заплатишь. Все, готово. И не размахивай особо руками, а то увидят, решат, что я к тебе клинья подбиваю. Вот еще! Не дорос!
Флоранса соскочила с ограды и легко зашагала прочь – яркая фигурка на белой заснеженной улице.
Да что сегодня за день, все несут околесицу! И старый Пер, и эта драконьим хвостом убитая Флоранса. Что она там наколдовала?
На моем пальце плотно сидело хитро сплетенное нитяное колечко.
Торгрим отыскался в казармах городской стражи, в комнате главного прознатчика. Скромно сидел в углу на скамеечке и наблюдал, как Хельга и Оле допрашивают Флоси Кислого, известного городу как старьевщик, а Палате Истины – как скупщик краденого, сводник и мошенник. Жить бы Флоси в сером доме с дверьми, запирающимися только снаружи, но жулик умудряется время от времени предупреждать стражу о готовящемся действительно серьезном преступлении. Хельга и Оле терпеть не могут Кислого, но сделать ничего не в силах, а тот вовсю пользуется своей «полезностью». Почему с Флоси до сих пор не разделались городские бандиты, не знаю. Очевидно, скупщик краденого и им умеет хорошо услужить.
Я сказал, что Хельга и Оле допрашивали Кислого, но на самом деле это больше походило на базарную торговлю. Флоси, сладко улыбаясь, сидел на стуле посреди комнаты, а моя сестра и капитан городской стражи ходили вокруг, усталые и злые.
– Вы посадите меня в тюрьму. Доброго дня, хесс Ларс… А я за это расскажу вам, кто заказал кражу алтарной статуэтки из храма Хандела.
– Велика добыча! – злится Оле. – Полгорода видело Желтого Дракона в лавке Льота Халля. Хватило ж ума выставить украденное…
– Халль разорился и ушел в лед три года тому назад, – задумчиво уточняет Торгрим.
– Да, покровитель торговли наказал нечестивца. Но у него остались наследники.
Оле пыхтит, как каша в котле.
– Флоси, пошел вон.
– Что творится в Гехте! Честному человеку уже и в тюрьму не попасть!
– Честному - не попасть.
– Хватит! – вскидывает ладони Хельга. – Если уж человеку так хочется спать на соломе…
– Почему же на соломе?
Кислый приподнимается. На стул, на котором сидел скупщик краденого, положен аккуратно сложенный тюфячок.