Ученик хрониста
Шрифт:
Издав звериный рык, Оле сгреб сладчайшего Флоси вместе с его свертком и выволок за дверь. Хельга устало опустилась на освободившийся стул.
– Исход Драконов… Человек сам рвется в тюрьму… Торгрим, запиши это красными буквами. Или лучше не записывай вовсе. Потомки решат, что наш мир охватило безумие.
– Кислого что, совесть заела? – деловито осведомился хронист.
– Да он слова такого не знает! Нет… Флоси хочет спрятаться. Только от кого? У нас маленький город. Все, на кого Кислый донес, сидят здесь. От тех, кто может отомстить за них, прохвоста защитят его хозяева.
– Хозяева?
– Ты думал, скупщик
– В «спаленку». Незачем этой мелочи занимать камеру с хорошим замком! Драконий Эйрик сейчас тих и благостен, сбылась мечта: Университет нанял его расписывать храм Видена. Это не вывеску малевать, недели четыре провозится, не меньше. Значит, до следующего запоя и дебоша столько же. А если Флорансе опять понадобится приют, я этого Флоси пинками выгоню. Или уже наконец упеку, как он того заслуживает! А пока что пусть посидит в темноте. Хотя я ему лампу оставил…
Заметки на полях
Главное – уметь вовремя уйти. О да! Можешь делать что хочешь, но если уходишь вовремя – уходишь безнаказанным.
Кто такой Флоси Кислый? Всего лишь мелкая блошка, росомахи из Палаты Истины и подснежники прикусят и не заметят. Но прежде шуструю тварь надо поймать. Лихо скачет она в густых шкурах с волоска на волосок, меняет хозяев и живет припеваючи.
Жаль, конечно, что с товаром, добытым Рэвом, ничего не получилось. Но, если подумать, чем могла обернуться эта затея…
Пусть дуралеи вроде Драчуна из жадности берутся за опасную работу и отправляются прямиком в когти к багряному Доду. Умный человек всегда сумеет вовремя отступить и найти ухоронку, где спрячется и переждет лихие времена.
Флоси Кислый захихикал и, радуясь своей находчивости, потер руки. Поднял с пола лампу и начал озирать свое новое убежище. Темновато, мрак клубится у стен, но чего ждать от тюремной камеры без окон. Зато никто не сможет подобраться.
Ну-с, а тут у нас что? Подняв лампу повыше, Флоси повернулся к узкой койке.
Глава 4
Сильный удар, отбрасывающий клинок в сторону, и могучая лапища перехватывает мою руку со шпагой. Меня разворачивают рывком, и тут же жесткий локоть сдавливает горло. Запястье выворачивают, направляя клинок против меня же.
– Все, покойник! – рычит Оле, отпихивая меня. – Такой захват – ловушка для самого нападающего, и только дохлый баран им не воспользуется! Что враг может сделать быстро, когда обе руки у него заняты? Вырывайся в сторону большого пальца! Прижми подбородок к груди! Согни колени! Ничего сложного, надо только действовать, а не цепенеть, изображая снежинку! Какого фунса ты не брыкаешься? Бей каблуком в колено, а если получится, то и выше! Ты что, стесняешься? С девками будешь стесняться, да и то не советую!
– Оле, но ведь нечестно! Подлые удары…
– С разбойниками на дороге, с подснежниками в темном переулке тоже о честности говорить будешь? В позицию, тупорылая крыса!
Возразить, что у крыс мордочки длинные и острые, не успеваю. Развернувшись плечом вперед и разбежавшись с двух шагов, на меня налетает Оле. Отправляюсь в сугроб.
Вне уроков фехтования капитан Сван простоват, но неизменно вежлив, сдержан и спокоен. На то, как он галантно помогает Хельге соскочить с кхарна, с упоением глазеет вся улица. А вот стоит ему взять в руки затупленный учебный палаш и встать перед строем стражнического молодняка…
Никогда не думал, что простой человек способен орать так громко и долго и при этом еще размахивать тяжелым клинком. Построения Оле сложны и неповторимы. Капитан городской стражи Гехта обладает глубокими, почти университетскими познаниями о животном мире Фимбульветер и строении человеческого тела. Он орет, что на севере Черный Воин Троппер умирает от смеха, глядя на таких неуклюжих олухов, а его брат, багряный Дод, хмурится, недоумевая: почему эти неумехи еще не попали под его крыло? Растыки надеются жить вечно? Удивительно, как эта надежда вообще могла зародиться, ведь даже таким идиотам понятно… И так далее, в течение нескольких часов, ни разу не повторившись. А что стоят его ехидные речи, обращенные к обложенным в «яме» подснежникам! Неудивительно, что городские бандиты сами выскакивают из надежного убежища, лишь бы добраться до злоязыкого стражника. Воистину, велик и ужасен Оле Сван. Но и его ярости есть пределы. Когда Оле орет на меня, он никогда не поминает багряного Дода.
– Поднимайся, позор семьи, – Оле хватает меня за шиворот и вздергивает на ноги. – Твоя сестра фехтует с обеих рук, отлично управляется с палашом, шпагой и кинжалом, стреляет, умеет метать ножи, кой-чего стоит в рукопашной, а ты изображаешь тюфяк на просушке!
Хельга драться умеет. Помню, однажды в «Трех петухах» какой-то провороненный Эмилем Кёккеном пьяница вздумал полапать стоявшую у стойки сестрицу.
В минуту, пока мы с Оле вскакивали из-за стола, а почтенный трактирщик открывал рот для гневного вопля, дочь Къолей вырвалась из наглых лап, развернулась, приподняла подол, явив из-под него, к изумлению и разочарованию трактира, мужские штаны, и немедля врезала оскорбителю коленом. Народ подавился дружным охом и вытаращил глаза чуть ли не больше, чем хватающий ртом воздух пьяница. Невежу, кстати, почти пожалели, потому не стали бить, а просто взашей вытолкали из трактира. С тех пор к сестре больше никто не приставал.
– Ну как? – похоже, Хельга переняла способность наших братьев мгновенно появляться там, где о ней говорят.
– Сама видишь, – замечательная привычка у сестрицы и Свана: обсуждать мои достижения в фехтовании так, будто я не слышу. – Без перемен. Удар держит, ошибки не пропускает, но все на клинок ловит и в сторону ни шагу. Сосулька сосулькой. В столице на дуэли это, может, и хорошо, а уличный бой, сама знаешь… Крутиться нужно.
Оле, все еще удерживая меня за ворот, повертел туда-сюда.
– Побросаем?
– Пожалуй.
– Становись к стенке, Ларс, – широким добродушным жестом указывает Оли. – Эх, снег сегодня какой… В самый раз.
Ежась, прижимаюсь лопатками к каменной стене. Холодно в рубашке. Но попробовал бы я пожаловаться на это Оле – и пять пробежек из конца в конец нашей улицы мне обеспечены. В стражнической кирасе и каске, ремень с палашом спущен. Амуниция дюжего капитана Свана болтается на мне… Вернее, я в ней болтаюсь. О, Драконы, как я выношу эти издевательства уже пять лет?