Ученик пекаря
Шрифт:
— Могу я что-нибудь предложить вам? — спросил Баралис, знаком приглашая Мейбора садиться.
— Вашего вина я пить не стану. — Мейбор начинал чувствовать себя мухой, попавшей в паутину.
— Как угодно. А я, с вашего разрешения, выпью немного. Я, как видите, нездоров, и бокал красного подкрепит мои силы.
— Вам, думается, известно, зачем я пришел к вам. — Все шло не так, как задумал Мейбор, — он, сам того не желая, позволил Баралису завладеть ходом разговора.
— Увы, я теряюсь в догадках, лорд Мейбор.
— Что сделали вы с моей дочерью? — гневно выпалил Мейбор.
— Я не знаю, где ваша дочь.
— У меня есть основания полагать, что ваши наемники увезли ее из Дувитта.
— Полно, лорд Мейбор. Вы же знаете наемников — сегодня они служат одному, завтра — другому. Не отрицаю, я пользовался их услугами в деле, касающемся только меня, но у меня нет ни времени, ни охоты выслеживать вашу блудную дочь.
— Лжете, Баралис. — Мейбор едва сдерживал себя, и его рука тянулась к мечу.
— Не вам, лорд Мейбор, называть меня лжецом, — резко произнес Баралис. — А теперь я прошу вас удалиться.
Мейбор встал и обнажил меч, с удовлетворением увидев страх на лице Баралиса. Клинок сверкнул в пламени свечей. Кроп метнулся вперед, но Мейбор уже вложил меч в ножны.
— Не нужно недооценивать меня, Баралис. — Их глаза встретились, и взаимная ненависть полыхнула между ними, как огонь костра, в который бросили еловую ветку. Баралис первым отвел взгляд, и Мейбор вышел с высоко поднятой головой.
Кедрак дожидался его в коридоре.
— Вы узнали что-нибудь о Меллиандре, отец?
— Нет, зато узнал кое-что другое, весьма полезное, — сказал Мейбор, потирая подбородок.
— Что же это?
— Баралис — такой же человек, как и все: он так же боится меча.
Сын не понял всей важности сказанного, но сам Мейбор отлично понимал. С момента гибели наемного убийцы он опасался, что Баралис наделен сверхъестественной силой, — а теперь стало ясно, что опасался он зря. Его не поразила молния, и чары не ввергли его в преисподнюю. Мейбор возвращался к себе легкой походкой, и будущее виделось ему в светлых тонах.
У Мелли ушло несколько часов на то, чтобы добраться до восточной дороги. Она тянула Джека через лес под проливным дождем. Оба вымокли до нитки, а Мелли, оставшись без шали, совсем продрогла. Рука у нее больше не болела, только онемела и сделалась странно тяжелой. Мелли отломила древко, торчащее у Джека из плеча, но и думать не смела об удалении наконечника. Она только зажала его рану и остановила кровь. Но на ходу рана снова открылась, и чем дольше они шли, тем сильнее становилось кровотечение. Собственная рана казалась Мелли не столь опасной. Она ясно видела у себя под кожей наконечник стрелы — он застрял в мякоти. Ухо саднило и немного кровоточило, но большой беды с ним не случилось.
Мелли испытала горькое разочарование, увидев наконец дорогу: вдоль нее стеной стоял лес без каких-либо признаков человеческого жилья. Мелли не могла судить, далеко ли они ушли от города и замка, и решила продолжать идти на восток. Она не опасалась шагать прямо по дороге — Баралису понадобится время, чтобы набрать себе новых людей вместо тех, которых он потерял. Что до людей ее отца, то пусть
Джек до сих пор не сказал ни слова. Мелли понимала, что он пребывает в каком-то оцепенении. Это беспокоило ее, и ей не терпелось как-то помочь ему. Только бедственное положение Джека поддерживало в ней силы — Мелли не могла припомнить, чтобы кто-либо прежде нуждался в ее помощи. Слабой стороной всегда была она — ее защищали, о ней заботились. Новая роль пришлась Мелли по душе, и она решила, что нипочем не бросит Джека.
Немного времени спустя она заметила проселок, ведущий в сторону от дороги, свернула на него и пришла к небольшой, но ухоженной усадьбе. Она спрятала Джека в кустах, наказав сидеть тут и ждать, а сама отправилась на разведку. Было непонятно, слышал ли ее Джек, но он остался сидеть там, где она его оставила. Мелли по мере возможности привела в порядок волосы и платье, пожалев об утрате шали, — ею можно было бы прикрыть рану на руке. И направилась к дому.
По запаху она поняла, что здесь разводят свиней. Вокруг замка было много таких усадеб: Харвелл любил поесть свининки. В этих краях считалось дурной приметой проделывать дверь в передней стене — Мелли обошла кругом, громко постучалась и стала ждать ответа, дрожа от холода. Ей открыла старуха.
— Чего надо? — спросила она голосом, удивительно звучным для старой женщины. — Если за подаянием, я скажу тебе сразу — от меня ты ничего не получишь. Ступай прочь.
— Пожалуйста, помогите мне! — взмолилась Мелли.
— Убирайся, не то сына позову! — замахала руками женщина.
— Прошу вас, я ранена, и....
— Это не моя забота, если сей же миг не уберешься со двора, я позову сына.
— Если бы вы только...
— Уйди от двери — сейчас сын придет с ножом.
— Ну и пусть приходит, — со слезами в голосе вскричала Мелли. — Мне все равно. Хуже, чем есть, мне не станет. — Женщина заколебалась, а Мелли вопила в голос: — Ну что же, зовите его, и пусть возьмет нож поострее!
Старуха, похоже, испугалась ее крика и сдалась.
— Ладно, заходи.
— Я не одна — мой друг тоже ранен, он вон там, в кустах. — Мелли не понимала, почему поведение женщины так круто переменилось, но решила не искушать судьбу. — Подождите еще чуточку — я его приведу.
Старуха кивнула. Мелли помчалась за Джеком и, вернувшись с ним, к своему облегчению, нашла дверь открытой.
— А парень-то плох, — заметила старуха, впустив их в теплую уютную кухню. В очаге пылал огонь и варилось жаркое. — Садитесь. Я принесу вам что-нибудь согреться.
Мелли усадила Джека и обвела глазами кухню, сразу заметив, что стол накрыт на одного человека: одна тарелка, одна кружка эля, один нож. Старуха вернулась с охапкой шерстяных одеял.
— А что ж ваш сын не идет? — как бы между прочим спросила Мелли и, взяв у нее одеяло, накинула на Джека.
— Он уехал на день в Харвелл, — ответила хозяйка, стоя к ней спиной и помешивая жаркое.
— Я думала, он дома. — Мелли поморщилась, обтирая раненую руку.
— Нету его, — отрезала старуха, — да и не твое это дело.