Ученик якудзы

Силлов Дмитрий Олегович

И, конечно, это был не Стас.

Этот человек был похож на него мощью прекрасно развитой фигуры, легкой походкой и уверенными движениями тренированного тела. Но он был ниже Стаса примерно на голову и оттого выглядел более квадратным. К тому же Виктору никак не удавалось разглядеть его лица.

Человек повернулся к Виктору спиной, бросил свою ношу к стене, развернул один из матрасов так, чтобы одна половина лежала на полу, а вторая была прислонена к стене, и, ловко подогнув ноги, удобно устроился в этом импровизированном кресле.

—

Присаживайся, — сказал человек все еще стоящему на корточках Виктору, кивнув на второй матрас. — И рассказывай.

По-русски он говорил без малейшего акцента, но почему-то Виктору сразу показалось, что для него этот язык не родной. Так правильно выговаривать слова может только очень хорошо обученный иностранец. Впечатление усиливало то, что голос человека был глухим и невыразительным настолько, что если бы случилось чудо и только что провернувшаяся на невидимой оси каменная плита вздумала заговорить, то, наверное, ее голос звучал бы примерно так же.

— Что рассказывать? — поинтересовался Виктор.

— Кто ты такой, — невозмутимо ответил человек. — И какого хрена тебе здесь надо.

* * *

Виктор растерялся.

— Хорошенькое дельце, — выговорил он.

Поза человека на матрасе была расслабленной. Виктор отчетливо видел его свободно лежащие на серой шерсти перекрещенные ноги, словно предметы, не имеющие к телу ни малейшего отношения, расслабленный торс, привалившийся к стене… Вся фигура сидящего была олицетворением буддистского спокойствия и умиротворения. Правда, лицо этого будды по-прежнему находилось в тени.

Виктор медленно перетек из положения на корточках в положение сидя.

— Значит, рассказать тебе, какого хрена мне здесь надо, — с расстановкой произнес он. — Замечательно.

Рука человека едва заметно шевельнулась, и лежащий рядом с ним второй матрас словно сам собой резко прыгнул к Виктору.

— Только футон сначала под задницу подстели, а то яйца простудишь, — посоветовал собеседник.

— Спасибо тебе, душевный человек, — еле слышно проворчал Виктор себе под нос, заворачиваясь в матрас-футон, похожий на толстое одеяло. После чего в позе окуклившегося тутового шелкопряда пристроился к стене напротив собеседника. — Где ж ты раньше был такой добрый?

— Раньше дела были поважнее, — сказал человек. — Уж не обессудь.

«Ишь ты, услышал, — подивился Виктор, не решаясь уже высказываться вслух. — „Дела поважнее были“, ага. А теперь, значит, можно и хернёй заняться».

— Можно и так сказать, — произнес человек.

— Ты что, мысли читаешь? — не выдержал Виктор.

— А чего их читать, — все тем же голосом без интонаций сказал человек. — У тебя ж все на лице написано.

— Зато твое лицо почему-то всегда в тени, — буркнул Виктор.

— Привычка, — усмехнулся человек.

В том месте, где у затененного лица должны были быть губы, на секунду приоткрылась едва заметная черная щель. — Этому здесь тоже учат. Хотя… сомневаюсь,

что с тобой случится приступ безудержного восторга, если ты увидишь мое лицо.

Серая щель снова слегка шевельнулась.

— Очень надо, — проворчал Виктор. — Ты лучше скажи, мы тут надолго обосновались?

— А ты куда-то торопишься? — поинтересовался человек…

Когда Виктор стал владельцем магазина и у него появилось некоторое количество свободного времени, он неожиданно обнаружил в себе любовь к чтению. В принципе эта любовь имелась всегда, но жизнь складывалась так, что постоянно было не до того. А тут, что называется, «прибило».

Он начал читать все подряд, вначале подбирая книги абсолютно бессистемно. То, что не нравилось, отбрасывал после первых страниц, то, что нравилось, — дочитывал до конца. Позже стал более разборчивым, выискивая книги понравившихся ранее авторов или строго на интересующую тему. Япония, Китай и боевые искусства Востока пришли несколько позже. Вместе с навязчивым напоминанием о предложении заняться ими всерьез и надолго.

До этого же как-то один знакомый порекомендовал ему «Алису в стране чудес». Сначала Виктор отбрыкивался, мол, сказок я еще не читал, делать больше нечего. Но знакомый настоял, и Виктор из принципа дочитал этот бред до конца. Дочитал, плюнул, отбросил подальше в пыльный угол, представляя, что он выскажет назавтра тому знакомому… и задумался.

На предмет того, а как бы он себя вел, забрось его судьба в тот дурдом заместо Алисы.

Нарисовались две альтернативы. Первое — трёхнуться с ходу крышей. И второе — не заморачиваться, не рефлексировать, принимать реальность такой, какая она есть. Потому что глупо плыть против течения — толку ноль, только из сил выбьешься. А ежели расслабиться и положить на все с пробором — глядишь, и вынесет куда-нибудь в места, где окружающий дурдом не так очевиден.

Виктор расслабился и бросил ленивый взгляд в сторону затененной реинкарнации японо-чеширского кота. Только сейчас, слегка отогревшись в коконе из на удивление теплого восточного матраса-одеяла, называемого футоном, он понял, насколько сильно замерз.

Рядом с ним валялся чудом уцелевший кусок вчерашней змеи, серьезно помятый каменной плитой, но еще вполне годный к употреблению. Виктор выпростал руку из кокона, зацепил едва гнущимися пальцами шмат полураздавленного мяса и запихал себе в рот.

— Не-а, — промычал он, с аппетитом жуя холодную змеятину. — Времени навалом.

Человек у стены снова усмехнулся.

Виктор подумал, что он, наверно, окажется очень обаятельным, когда морду из тени вытащит. Типа Афанасия, упокой кто-нибудь его душу. Они все обаятельные на редкость, люди из «своей жизни». Что Стас, что Афанасий, что местами затененный тип, сидящий напротив. Только те обаятельные померли, а этот жив пока, щерится…

Солнце лениво перевалилось через край каменной трубы, растворив оранжевым лучом тень на лице человека.