Учитель (Евангелие от Иосифа)
Шрифт:
«Пятый ангел вылил чашу свою на престол зверя: и сделалось царство его мрачно, и он кусал язык свой от страдания, и хулил Бога небесного от страданий своих и язв своих; и не раскаялся в делах своих.
Шестой ангел вылил чашу свою в великую реку Евфрат: и высохла в ней вода, чтобы готов был путь царям от восхода солнечного. И видел я выходящих из уст дракона и из уст зверя и из уст лжепророка трёх духов нечистых, подобных жабам.
Это — бесовские духи, творящие знамения; они выходят к царям земли вселенной, чтобы
И он собрал их на место, называемое Армагеддон.
Седьмой ангел»… постучался в дверь.
Ёсик пришёл не один.
И не сам даже объявил о приходе.
— Иосиф Виссарионович! Вызывали? — произнёс Берия.
— Да, — кивнул я. — Майора вызывал.
— Хо да моведит! (Вот мы и пришли!) — улыбнулся Лаврентий.
В одной руке он держал бутылку «Телиани», в другой — три яблока. Два зелёных, одно красное.
Я ничего не имел против его присутствия, но проверил:
— Лаврентий, ты майор?
Берия переступил порог, прошагал к креслу, бережно усадил в него себя и ответил:
— Я маршал. Майор — это он.
Майор уселся напротив меня. С тех пор, как мы с ним расстались, он очень устал.
— Лаврентий, — продолжил я, — яблоки у меня есть. А что касается грузинского вина, я выпью армянский коньяк — и направился к тому самому подарочному штофу «Арарата», из которого наливала себе Валечка. Вместе со своей рюмкой принёс и два винных стакана.
Берия рассмеялся и, оставив в руке красное яблоко, вонзил в него нож. Ёсик сидел недвижно.
— Товарищ Паписмедов, — начал я, вернувшись с рюмкой на диван, — мне рассказывали, что в Кумране, когда вы догадались обо всём, пошёл особый дождь: прямые крепкие спицы из воды между небом и землёй. Это правда?
— Это правда.
— Скажите ещё про Кумран.
— Воздух там такой тяжёлый, что давит на плечи. И такой вязкий, что мешает ходить.
— А почему он тяжёлый и вязкий?
— Кумран находится ниже уровня моря.
— Опишите мне море.
— Описать Мёртвое море? Я его видел только издали. Но оно покрыто толстой кожей…
— Это вы хорошо сказали… — кивнул я. — А теперь главное: этот ваш пешерский метод, он один из или единственный?
— Никакой другой не даёт смысла. Другого и нету.
— А если с вашим кодом познакомить других учёных… Скажем, зарубежных. Придут ли они к тому же прочтению Завета?
— Товарищ Сталин, я же говорил: это — как загадка, разгадка к которой только одна… Другой быть не может!
Лаврентий решительно качнул головой: нет, не может.
— А возможно ли, — продолжил я, — что другие учёные, скажем, зарубежные, тоже уже обнаружили этот код?
Лаврентий решительно кивнул головой: да, возможно. И протянул мне на ноже ломтик разрезанного им яблока. Я отказался.
— Почему? — обиделся он.
— Прекрасно знаешь: я не ем с кожей.
— Сейчас почистим… Да, зарубежные
Берия не умел чистить яблоко. Правда, срезать кожу с ломтика труднее, чем с целого фрукта.
— Возьми целое! — подсказал я.
— Ара, эс ткбилиа. Цителиа! (Это сладкое. Красное!) — и пере-шёл на русский. — Хотя бы тот же Ватикан… Вы правильно однажды сказали, Виссарионович: у Римского папы армии нету. В самом Ватикане, правильно, солдат нету! — и перенёс взгляд с яблока на меня. — Потому что они служат в разных правительствах. На главных постах. Они тоже правы…
— Кто? — не понял я.
— На Западе. У Римского папы большая армия…
— Это всё ясно — и не говори глупостей! — остановил я его и взглянул на майора. — Вы долго жили за рубежом. Что там произойдёт, если Христос окажется… Ну, обманщиком?
— Он не обманщик! — вскинулся майор. — Наоборот: написал всё как есть! Точно и честно! Но этим народ не привлечёшь. Народу нужно невероятное. Не мудрое, а святое. Чего в жизни не бывает. Всё-как-есть народ не устраивает, а поэтому написанное для немногих было упрятано между строк. А для народа эту правду нарядили в чудеса и притчи. Как для детей. Детям не история нужна, а истории. Сказки… Детям нужно, чтобы герои умели всё…
Я остановил и его. Ибо ясно было и это:
— Я спросил другое: что произойдёт за рубежом?
Ёсик взглянул на Лаврентия. Тот соскоблил с ломтика последний красный островок кожицы и стряхнул его с ножа:
— Паписмедов жил в Иране… Там как раз ничего не произойдет. Там ислам. Но меня, Виссарионович, интересует пока не ислам, — и поправился. — Нас интересует Запад… Зачем нам возиться, если вместо нас справится Христос!
Потом поднял на меня глаза и договорил:
— Запад стоит на Иисусе, которого он, бодиши (извините), изговнял! Говорит одно, — Христос, мол наш бог, — а делает всё ему наперекор! Христос, пардон, Виссарионович, — Христос нам гораздо ближе, чем им! Он наш союзник! — и протянул мне очищенный ломтик. — Он их и развалит!
Я снова отказался от яблока. Лаврентий ухмыльнулся и опустил ломтик не на тарелку передо мной, а рядом.
На раскрытую Библию.
Потом разлил вино в два стакана и молча поднял один. Но — в отличие от Ёсика — не выпил.
— Он их и развалит! Дедас гепицеби! (Клянусь мамой!) — повторил Берия. — Без Армагеддона!
— Без Армагеддона?! — вздрогнул я.
Теперь — наоборот — ответил Ёсик. Но тихо:
— Армагеддон — тоже неправда…
Засуетившись, он забрал с книги мой ломтик и просунул его себе в горизонтальную щель под нависшим над ней носом.