Учитель (Евангелие от Иосифа)
Шрифт:
Не умер, нет, а потерял сознание!
— Что? — поднял я палец. — В Завете сказано: «испустил дух»!
Правильно, согласился Ёсик. Так и сказано. Для народа и для легенды. Но имеющий уши, то есть, прочитавший свитки, услышит другое. «Потерял сознание». Ибо сознание ессеи считали духом, а потерявших его — испустившими дух.
В Завете — «эксепнусен»… По гречески, в оригинале…
Возникла неловкая пауза. Мишель, щурясь, стала осматривать каждого в отдельности. Когда очередь дошла до Лаврентия, он отличился. Блеснул для неё стёклами пенсне и кивнул
— Обратите внимание на Никиту! Он тоже скоро сделает эксепнусен. Испустит дух.
Хрущёв, действительно, танцевал уже сам с собой. Гопака под Берлиоза, которого подарил мне тот же Лаврентий. Это был очень медленный гопак.
— Но это хорошо, пускай испустит! — добавил Берия. — Если человек всё время кружится и если при этом у него есть сознание, то пускай отдохнёт хотя бы оно! Испущенное.
Мао не рассмеялся. Думал о другом. Потом сказал:
— На насем языке тозе мозно так выразиця, цтобы полуцилось и «с сознанием расстался» и «дух испустил»!
83. Сперва воскрес, а потом преставился…
С духом на кресте Христос не расстался. Только — с сознанием.
Быстрее кончины приближался, однако, субботний час. На него как раз и рассчитывал хитрец Антипа Ирод. Которому удалось выкупить пощаду только для старика Вараввы. Не для Симона Магуса. Земляка и союзника.
Хитрость, впрочем, хитрее денег. Ибо она ещё и благоразумна.
Берия засиял от гордости за майора. Земляка и сотрудника.
Следуя своему плану, Антипа, тоже наблюдавший за казнью, подступил к Пилату и заговорил с ним о приближении субботнего часа. Особенно высокого.
В еврейском Законе, сказал он, в Ветхом Завете, написано: «Если в ком найдётся преступление, достойное смерти, и ты повесишь его на дереве, то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день. Не оскверняй земли, которую Господь даёт тебе в удел.»
Крест и есть дерево, продолжил Антипа, ибо евреи не распинают на кресте, а вешают на дереве. Крест — это, господин Пилат, ваша, римская идея. Ты и казнил их не по-нашему, а по-римски.
Но ежели тебе надо уже возвращаться в Иерусалим и оставить осуждённых нам, евреям, то не оскверняй земли, данной тебе в удел. И позволь нам хотя бы умирать по-нашему.
То есть? — спросил Пилат.
Поменяй сейчас форму казни. Вместо издыханья на кресте — погребенье живьём.
На слово «живьём» быстрее Пилата откликнулся Молотов. Который всё это время наблюдал за Хрущёвым и о чём-то мечтал.
— Живьём нельзя! — объявил он и нервно отпил из рюмки. — Только после смерти!
Антипа, между тем, предложил Пилату перебить осуждённым, Симону и Иуде, ноги именно живьём, отнести тела в погребальную пещеру на холме, замуровать выход и оставить их там издыхать.
Что же касается третьего, Иисуса, тот, мол, уже, похоже, мёртв, а потому ничего ему перебивать и не надо. Просто снять и оттащить в ту же пещеру.
Напротив той самой, заметил Ёсик походя, где, согласно Медному свитку, был похоронен «Великий Третий» —
Прокуратор, кстати, огорчился, что Иисус испустил дух так легко. Приказал, однако, это проверить. Иисуса кольнули под ребро копьём, но он не вздрогнул. Как подчеркнуто, однако, в Завете, вместе с водой пошла из раны кровь.
Никто, кроме стоявшего под крестом Иоанна Марка, любимца Иисуса, либо не заметил того, либо не понял, что это значит — если пошла кровь.
— Это знацит, цто больно! — взялся Ши Чжэ за стакан.
Не понял, получается, и китаец.
Иоанн Марк же понял лишь потому, что был членом ордена Терапевтов и, подобно всем «терапевтам», имел медицинские познания. Заметив кровь, он поспешил к брату Иисуса Иакову и сообщил тому радостную весть: Иисус жив! Всего лишь «испустил дух»! Ибо мертвецы не кровоточат.
— Абсолютно верно! — воскликнула Мишель, но тут же сощурилась. На этот раз, выяснилось, — справедливо.
Когда, оказывается, скончалась её бабка, которая до того, точнее, всю жизнь, храпела во сне так громко, что всех будила, а стены тряслись, — дурной братишка француженки Филипп отомстил наконец прародительнице за прежние муки. Подкрался ночью к гробу и бритвой искромсал бабушке нос. Мишель застала его в момент мщения и грохнулась в обморок.
Что же касается Филиппа, он потом долго сокрушался. Не из-за поступка своего, а из-за того, что крови не было.
— А где он сейцас? — спросил Ши Чжэ.
Берия хмыкнул и качнул головой, а Мишель снова сощурилась и, не поворачиваясь к китайцу, бросила, что речь не о дурном брате Филиппе, а об Иисусе.
Берия качнул теперь головой одобрительно.
Брат Иаков очень этой новости обрадовался и передал её, в свою очередь, Варавве. Который тоже обрадовался, ибо был обязан Иисусу многим. В том числе жизнью, поскольку вместо Вараввы третьим «вором» оказался как раз Учитель.
Неизвестно, выудил ли Пилат у Антипы новую взятку, но, как записано, принял его предложение и собрался возвратиться в Иерусалим. Убедившись предварительно, что выход из пещеры можно действительно наглухо замуровать. И распорядившись вдобавок поставить у выхода стражников.
Симона и Иуду сняли с крестов, перебили им ноги, завернули в белоснежные саваны и отнесли в пещеру.
А Варавва с Иаковом спустили Иисуса. Рядом с ним, в той же пещере, Варавва, которого в Завете зовут Никодим, сообразил предварительно оставить «состав из смирны и алоя, литров около ста».
Не сомневаясь теперь в том, что «воры» находятся на верном пути в ад, сам Пилат пустился в другой — домой. Забрав с собой и Антипу, который велел Варавве позаботиться о Симоне.
Что же касается Спасителя, то спасением своим он обязан только тому, что смесь «из смирны и алоя» была сильнейшим тогда очистительным средством. С наступлением темноты Симон, тоже «терапевт» и искуснейший врачеватель, превозмог боль в коленях и покрыл Иисуса этой смесью.