Учитель истории
Шрифт:
— Уйди, — оттопырил руки Мних, бочком сторонясь. — Ты раньше не была такой… Ишь как разболталась!
— Ха-ха-ха! — залилась она смехом, и вновь с напором. — В Византии, да в мои-то годы?! Как не разболтаться, милый Мних?.. Или я железная, или, как Вы, одиночество в старости сносить обязана, — при этих словах ее мягкие, еще влажные большие зеленовато-лиловые глаза, которые никого не оставляли в покое, вмиг погрустнели, заволоклись пеленой непроходящей тоски. — А впрочем, — уже серьезно произнесла она, — я сама хотела с Вами об этом поговорить. — С этими словами она встала прямо перед ним, не скрывая явного вызова. —
— Что ж плохого я сделал?
— Не перебивайте… Говорите напрямую, что Вы от меня хотите, могу ли я откупиться от Вас?
— Нет! — заорал Мних, так что его выпуклые темно-карие глаза совсем повылезали из орбит. — Я не могу не видеть тебя, не могу представить…
— И что прикажете мне делать? — в ответ крикнула Ана.
От этого окрика Мних будто сник, еще больше сгорбился, и вдруг, с преобразившимся лицом, слащаво улыбаясь, подошел к ней, взял ее руку, и целуя:
— Все знаю, все понимаю… У меня есть несколько кандидатур, ты их зна…
— Замолчите, — вскричала Ана, пытаясь вырваться.
Однако Мних руки не выпустил:
— Знаю твою натуру, — так же шептал он, — сама себе жениха выбрала. И кто же он?.. Молчишь? А я и это знаю… Ты на всех мужчин смотришь надменно, будто они стеклянные, а ты видишь их насквозь… И лишь при появлении или даже упоминании одного ты смущенно опускаешь взгляд и даже краснеешь… Ха-ха-ха! Во-во, как сейчас… Ты смотри, аж пупырышки на коже вздулись, а рябь какая! Знает ли об этой страсти сам… Астарх?
— Нет! Не смейте! Лучше сразу отравите меня!
— Молчи! — повелительно произнес Мних, и голос его стал еще тоньше и от того еще ядовитее. — Хотя Астарх и не моих кровей, но парень, ты права, достойный, здоровый… В этом я тебе, так и быть, уступаю, — и после очень долгой, давящей паузы. — А условие лишь одно — непременное: первый сын — мой.
Вроде неведомо Ане материнское чувство, а под грудью что-то защемило, заныло, словно от соска уже кого-то оторвали. Почувствовав резкую слабость в ногах, она не села, а буквально упала на диван, и зная — с Мнихом шутить нельзя, инстинктивно спасая дитя:
— А если будет дочь?
— Хе-хе, я врач… Почему, ты думаешь, я согласился на Астарха?.. Хе-хе, вырастешь, поймешь… А свадьбу откладывать нельзя, все расходы мои, грандиозное будет мероприятие!
— А если Астарх не согласится?
— Ха-ха! Да что, не видно, как он тебя любит?!
— Я имею в виду… ребенка.
— Астарх — воин… И обязан исполнять приказ, и даже жизнь отдать за наше спокойствие и благополучие… Таков удел воина… А ты, впрочем, и твой жених тоже, смотрите впредь на меня как на дедушку, или, скажем, дядю Вашего сына… и Вам станет приятнее жить, а жить мы будем всегда рядом, теперь ты мне как дочь… Молчи… Знаешь, как я счастлив, как я счастлив, побыстрее бы! Когда же будет сын?! — и Зембрия начал загибать свои толстые, заросшие волосами пальцы, что-то про себя, иль для себя, высчитывая…
Часть IV
Экспедиция на Крит по различным причинам все время откладывалась, и в то же время за этот же период с острова дважды были совершены ужасающие морские набеги на территорию Византии, в результате которых увезено было в плен до двадцати тысяч человеческого товара, не говоря уже о драгоценных предметах, увозимых в Хандак и на другие восточные рынки.
Император Константин VII слыл гуманным и просвещенным, а как правитель был никудышный, и хотя считалось, что экспедицию снабжают Зембрия Мних и его сотоварищи, а денежки в основном уплывали из казны. Дабы пополнить казну, поборы с населения все время увеличивались, народ роптал, популярность императора угасала, и чтобы сбить накал недовольства масс — издревле способ один: поиск врага, война, пусть и расточительная, а победа.
В этих условиях, по требованию сената, Константин VII наконец-то отдал приказ: идти на Крит. Наверное, никто так не ожидал этого момента, как Ана. Она должна была отплыть на самом большом, безопасном командирском корабле; и вдруг в самый последний момент Мних заявил:
— Как родной говорю — тебе нельзя… И от всех можешь скрывать, а я врач — ты беременна, — о своем заботился Зембрия.
— Моя сестра — Аза! — завопила Ана, устроила такую истерику, тоже заботясь о своем, что Мних, дабы что не случилось, недовольно ворча, все же пошел на попятную, не раз повторив:
— Строго выполняй предписания моих врачей, и без моей охраны — ни шагу.
И в тот же день, видимо, что-то задумав, обмозговав:
— Охранять тебя будет муж; лучше охраны — нет.
— Так Астарх ведь охраняет императора!? — удивилась Ана, хотя сама об этом скрытно мечтала.
— Император обойдется, мы его сохраним, а тебе с Астархом будет веселее, — очень заботлив был Мних.
В разгар весны, когда море от межсезонья угомонилось, из Константинополя вышел византийский флот, оснащенный разного рода оружием. По пути близ берегов Малой Азии к нему присоединяли вспомогательные и дополнительные части с островов и морских фем в заранее установленных местах.
Всего в экспедиции участвовало более трех тысяч судов, на которых было более ста тысяч человек, десять тысяч коней, не считая военного снаряжения. Такая армада произвела устрашающее впечатление. Разрозненные сарацинские корабли, спасаясь, пытались уплыть, но были сходу атакованы и под секретным сверхмощным оружием — греческим, или живым, огнем — были сожжены, пошли на дно.
Почти полностью истребив неприятельские корабли, Никифор, досконально изучивший этот остров, беспрепятственно подвел византийский флот к удобному пологому берегу, куда сбросили заранее приготовленные лестницы, по коим высадили с кораблей всю пехоту и конницу.
В то время Крит — богатая, благоухающая страна. Своему двоюродному брату по материнской линии армянину Иоанну Цихимскому (Курпуа) сразу же по высадке Никифор поручил произвести разведку в неприятельской стороне. Этот отряд, в количестве тысячи человек, в обильной пожитиями стране сразу же предался грабежу, насилию, и без всякой осторожности рассеялся. Этим воспользовались сарацины. Отряд почти полностью истребили, Цихимский попал в плен.