Учитель истории
Шрифт:
Хоть и казалось, что берберы просто дикари, а среди них более-менее грамотные оказались, а раз навигацию освоили, то и латынь и греческую грамоту знают. Быстро определили они, что одно письмо от самого императора Византии Константина VII Порфирородного и адресовано оно тоже вроде к царственной особе. Вот это клад!
Ану быстро развязали, поудобнее устроили: такой товар портить нельзя!
— Ваша честь! — обратились к ней на плохом греческом.
— Это моя сестра, — понимая изменившуюся ситуацию, горделиво произнесла Ана, увеличивая стоимость «товара».
В тот же день они достигли земли. Позже сестры узнали, что
За весьма короткое время сестер четырежды перепродали. И каждый раз при переходе из одних рук в другие они ощущали, что эти руки становятся более зажиточными, и в конце концов, что Ане всегда по жизни сопутствовало, они попали в роскошные апартаменты огромного каменного дворца, и условия их жизни были настолько благодатными, что только по усиленной охране ощущалось — они невольницы, а не почетные гостьи.
Первые два-три дня посмотреть на сестер, а точнее на Ану, приводили разных людей, и даже совсем скудно одетых — нищих, и после этого приставленный к сестрам молодой симпатичный человек с явно выраженными манерами константинопольской знати заявил:
— Ваша светлость, значит Вы и есть знаменитая Ана Аланская-Аргунская? — и получив величавый утвердительный ответ, представился. — Я Никифор Фок, уроженец Константинополя. Мои отец и дед были казнены Романом Лекапином. Я бежал в Багдад, принял мусульманство, и теперь главный визирь дворца здесь, в Хандаке, столице Крита. — Соблюдая светский этикет, он немного поговорил с Аной о делах, а потом без обиняков выдвинул следующее предложение. — В плену у Византии арабский полководец. Мы хотим Вас, Ваша светлость, обменять на него. И чтобы это ускорить, рекомендуем написать собственноручно письмо на имя императора, как видно из переписки — Вашего друга.
— Если Вы имеете в виду царя Константина Седьмого, то он по рангу только четвертый царь, — пояснила Ана.
— Нам известны эти хитросплетения византийского двора. И тем не менее этот семейный клубок, узурпировавший власть, Вам доступен изнутри… Наши условия ясны?.. Ваша свобода в Ваших руках.
Ана знала, что писать на имя Романа Лекапина бесполезно, если не вредно. Роман подозревает вину Аны в смерти первенца Христофора, но из-за всенародной любви к ней боится с ней расправиться. Писать второму царю — Стефану Лекапину, ее домогателю, потенциальному жениху, — посчитала ниже своего достоинства и не хотела ему быть обязанной. Император Константин, хоть и числится в друзьях, — мямля, ничего не решает. И тогда, после долгих размышлений ничего более приемлемого не выдумав, обратилась за помощью все к тому же Зембрия Мниху.
— Доктор Мних — известная, влиятельная личность, — через день, видимо после чьей-то экспертизы, констатировал Никифор, — но нам необходима переписка на высшем уровне. Это дело межгосударственного масштаба.
— Какая Вам разница, лишь бы Вашего полководца вернули! — нервничала Ана.
— Ваша светлость, следуйте нашим предписаниям: это официальный протокол.
Выбора не было, и предполагая, что это оковы, Ана все-таки написала письмо на имя царя Лекапина, в надежде, что послание не попадет в руки старику Роману, а может попасть к Стефану, хотя последнему не до государственных дел — погряз в разврате. И второе послание — на имя Константина VII Порфирородного. И как позже по секрету сообщил Никифор
Тем не менее, к своему крайнему изумлению, как-то утром у своей кровати Ана обнаружила кем-то подброшенное письмо. Подписи не было, да почерк Мниха она узнала. Зембрия просил не унывать, держаться и сожалел, что была официальная корреспонденция на имя Романа Лекапина. Именно Роман в тот же день велел пленного араба казнить.
Несказанно опечалилась Ана. Единственное, в чем питала надежду, что Мних ошибся или письмо, может, не от него — разыгрывают. Однако через десять дней Никифор ей подтвердил то же самое, и вскоре предупредил, чтобы готовилась к отплытию, участь ее решена. И на ее слезные прошения Никифор сжалился, втайне сообщил ужасное:
— Отныне Вы сверхценный подарок халифу Багдада… Будете в четвертой сотне списка наложниц… и весьма может быть, с Вашими данными, значительно продвинетесь по очередности к ложу.
— Не-е-е-т! — истерически завопила Ана, с ней случился удар, она упала в конвульсиях, и сознание отключилось.
«Подарок» — либо «товар» — утратил блеск, а главное транспортабельность. И это ее спасло.
— Самые богатые люди Крита, купцы и землевладельцы, хлопочут о Вас, — сообщил Ане Никифор, когда она впервые после нескольких дней беспамятства еле пришла в себя.
Это не облегчило ее страдания, и Ана вновь погрузилась в беспамятство, а когда вновь очнулась — над ней широко улыбался Мних.
— Пока я жив — не будешь ты ничьей женой, тем более наложницей… А сейчас, дорогая, выпей вот это… и это… А теперь засыпай, все будет хорошо! — И уже сквозь дремоту. — Впредь ни на шаг не отпущу, всегда буду рядом.
Когда Ана снова очнулась, она чувствовала себя легко, свободно, а Мних, напротив, был очень хмур и озабочен.
— Вот гады! Столько золота!.. Да за такие деньги полцарства можно купить… Да ты не волнуйся, — обращался он к Ане, — я тебя не оставлю… Просто с собой столько золота возить небезопасно… А они еще об этом пожалеют, мерзавцы… Тоже мне — братья по крови… хорошо, что не по вере… Хотя черт ли что в наше время разберет? И какая нынче вера? Золото — вот божество для всех, во все времена!
— Где моя сестра Аза? — из пересохшего рта первая фраза Аны. — Сколько они просят? — вторая. — Отдайте все, что я имею, — третья.
— Не волнуйся, не волнуйся, ты не переживай, — суетился вокруг нее Зембрия. — Худое позади, и все уже решено, мы с тобой завтра же уплываем.
— А Аза? — заволновалась Ана.
— Не волнуйся, тонко голосил Мних, потирая свои пухленькие руки. — Она как залог останется, да скоро мы ее выкупим.
— Нет! — закричала Ана.
— Тебе нельзя волноваться, нельзя вставать, — хватал ее за плечи Мних, и, видя прежнее упрямство Аны. — Да пойми же, пойми. Они просили пятьдесят килограммов золота за обеих…
— Сколько?! — застыла Ана.
— Пятьдесят!.. Я привез. Здесь сумму увеличили до ста. Я взял в долг у местных знакомых — отдал. А они, твари, — это он шепотом, — еще пятьдесят потребовали. Где я здесь столько возьму?
— Это неслыханное богатство! — стал тише голос Аны. — Как я рассчитаюсь с Вами?
— Не волнуйся, я разберусь. Это мои заботы, — кружился вокруг Мних, — только, пожалуйста, делай, как я прошу, сейчас не до шуток, — и вновь шепотом. — Это разнузданные дикари, и могут еще что затребовать.