Учитель народа. Савонарола
Шрифт:
Лоренцо Медичи не сделал никаких распоряжений, чтобы захватить заговорщиков, но тем сильнее обрушилась на них месть народа. Ничто не могло более расположить флорентийцев к дому Медичи, как этот неудавшийся заговор, который был вместе с тем и вопиющим святотатством, достойным небесной кары. Если кто выказывал неприязнь к Медичи или находился в каких либо сношениях с заговорщиками, то его убивали без сожаления. Кардинал Риарио искал спасения у алтаря, где священники с трудом могли оградить его от народной мести. Франческо Папци лежал в постели вследствие своей раны, но его принудили наскоро одеться и поволокли в палаццо «Signoria», где повесили на окне рядом с архиепископом Сальвьяти. Дорогой побои и оскорбления наносимые ему озлобленным народом не вызвали у него ни малейшей жалобы, он спокойно смотрел на своих сограждан, и только выразил сожаление, что они хотят остаться в прежнем рабстве. Нужно приписать чуду, что народ пощадил наследственный дворец фамилии Пацци и превосходную капеллу,
Из всех членов фамилии Пацци, бывших в этот день во Флоренции, уцелел один Гуильельмо Пацци, муж сестры Лоренцо Медичи. Едва Бианка узнала из бессвязного рассказа конюха о том, что случилось в городе, как у ней явилась твердая решимость спасти своего мужа, несмотря ни на какую опасность. Она тотчас же сделала все необходимые распоряжения для своего отъезда, ничем не выразив своего волнения, и только во время прощания с детьми слезы навернулись на её длинных ресницах. Затем она села на лошадь и отправилась в город в сопровождении двух слуг. Флорентинцы знали всех членов знатных фамилий своего города, и Бианка всегда пользовалась общим расположением за свою доброту и простое обращение. Поэтому её появление на городских улицах было встречено доброжелательными криками. Мало по малу вокруг неё образовалась многочисленная народная толпа, которая сопровождала ее во дворец брата. Несчастье, постигшее Медичи занимало всех; вместе с громкими жалобами и плачем раздавались крики ярости и проклятия. По улицам тащили тела убитых; всюду виднелись обезображенные куски человеческого мяса, вздетые на копья, которые носили по городу. По-видимому фанатическая жажда мести дошла у флорентийцев до крайних пределов и ей не предвиделось конца.
Заговор Пацци
Бианка, пользуясь правами близкого родства, подошла к постели Лоренцо и вместе с сожалениями о смерти их младшего брата выразила радость, что видит его живым. Лоренцо ласково встретил сестру, которая живо напоминала ему покойную мать своей кротостью и красотой. Он был заранее уверен, что Бианка приедет к нему, как только узнает об его болезни; но поведение Гуильельмо Пацци казалось ему крайне сомнительным. Бианке удалось уверить брата, что Гуильельмо не принимал никакого участия в заговоре и, только уступая её настоятельным просьбам, отправился в город, где уже все было окончено без него. Наконец мог ли он быть недругом Медичи при той нежной привязанности, какую он всегда выказывал жене и детям!..
Лоренцо, поверив красноречивым убеждениям молодой женщины, обещал свое покровительство её мужу, которому дозволил остаться в своем дворце, пока не уляжется народная ярость. Но Бианка, не совсем доверяла обещаниям своего брата, и с ужасом думала о том, что может наступить день, когда Лоренцо при своем честолюбии, не задумываясь пожертвует зятем, если это окажется нужным для его целей. Таким образом она переживала тяжелые дни, в великолепном палаццо Медичи, ожидая с часу на час, что ярость народа обрушится на Гуильельмо Пацци. Ни один член этой фамилии не мог считать себя в безопасности, так как флорентийцы не отличали правого от виноватого; и повесили ни в чем неповинного Ринальдо Пацци, вместе с его дядей Джакомо, который был пойман на дороге в Романию и не принимал непосредственное участие в, заговоре. Тело Джакомо сначала выставили в фамильном склепе Пацци, затем в виду святотатства, которое позволили себе заговорщики, его похоронили за городской стеной, откуда оно было снова вырыто и выброшено на улицу.
Между тем, заговор Пацци еще более упрочил неограниченное господство Лоренцо Медичи над флорентинцами. Едва оправившись от раны, он поехал в Рим, чтобы отпраздновать свое бракосочетание с Кларой Орсини. По внешности Клара могла бы служить типичным изображением римлянки. Правильные резкие черты лица её выражали горделивое сознание собственного достоинства, которое вызывало презрительную улыбку на её губах. Большие черные глаза смотрели повелительно на свет Божий и гармонировали с её высоким ростом, умеренными движениями и спокойствием внятной дамы. Когда она въехала во Флоренцию с своим молодым супругом и была встречена у ворот городскими властями, знатью обоего пола и радостными криками народа, то на лице её появилась снисходительная улыбка удовлетворения. В её голове впервые промелькнула мысль, которая имела решающее влияние на её дальнейшую жизнь. Она дала обет придать в будущем более высокое значение дорогой диадеме, украшавшей её волнистые черные волосы.
Как велика была власть Лоренцо в это время можно видеть из того, что турецкий султан по первому его требованию выдал Бернардо Бандини, которому удалось найти убежище в Константинополе. Бандини привезли во Флоренцию, где он был немедленно приговорен к повешению.
Глава II
Юношеские
С давних пор «boccia» (игра в шары) была в большом ходу не только в Болоньи, но и во всей Италии и служила удобным народом к сближению обоих полов, которые вообще были строго отделены друг от друга. Молодые девушки привилегированных классов воспитывались в монастырях или под надзором матерей, которые держали их вдали от общества. Этот обычай соблюдался в Болоньи строже, чем где либо, потому что знаменитый университет привлекал массу молодежи из других стран, и далеко не все юноши отличались нравственностью и одинаковым рвением к науке. С другой стороны замкнутая жизнь, неблагоприятно отражалась на молодых девушках и способствовала их вольному обращению с молодежью другого пола, которую они видели только во время веселых празднеств. В сущности какое дело было беспечным юношам и девушкам до серьёзных политических соображений отцов и материнской заботливости об их будущности, в те счастливые часы, когда они сходились на местах общественных игр или в цветущих садах и всецело предавались наслаждению минуты!
Ежегодно фамилия Бентиволио в Болоньи давала блистательный праздник в залах своего дворца и примыкавших к нему садах. Это делалось в честь короля Энцио, предка фамилии, с целью сохранить о нем воспоминание в памяти жителей. При этом ничто не должно было напоминать тяжелую борьбу гвельфов с гибеллинами, в которой многолюдный промышленный город принимал деятельное участие. Между тем эта борьба была причиной того, что любимый сын Фридриха II Гейнрих или Гейнц, прозванный итальянцами Энцио, содержался двадцать лет в болонской тюрьме. Выше упомянутый праздник должен был только служить напоминанием героической любви Лючии Вендаголи, уроженки Болоньи, к императорскому сыну. Печальная судьба немецкого принца, которого вели пленным по улицам города, в связи с его привлекательной наружностью тронула сердце прекрасной Лючии. Она нашла доступ в его темницу и оставалась при нем неотлучно до самой смерти в качестве его жены. Род, происшедший от этого замечательного супружества, назывался Бентиволио и благодаря родственной связи с императорским домом пользовался особенным уважением. Наконец, по прошествии многих лет, фамилия Бентиволио, пользуясь смутами в городе, достигла безграничного господства с помощью папы и получила в Болонье такое же значение, как Медичи во Флоренции.
Естественно, что празднество, устроенное в память верной любви, было преимущественно назначено для юношества. Если в данный момент между представителями фамилии Бентиволио были юноши и девушки, то празднество получало еще более веселый характер, и все было направлено к тому, чтобы доставить самые разнообразные увеселения собравшейся молодежи. Роскошная природа Италии придавала особенную прелесть этого рода празднествам, когда они устраивались в лучшую пору года, как например в мае, как это было в данном случае. Множество прекрасных цветов, связанных гирляндами украшали стены великолепного дворца Бентиволио, образуя пестрый ковер, на фоне которого выделялись милые юношеские физиономии, сиявшие весельем.
На этот раз был только один молодой представитель фамилии Бентиволио, и так как с ним были связаны все надежды родителей и родственников, то он составлял для них предмет безусловного поклонения. Ипполиту Бентиволио только что исполнилось двадцать лет; это был богато одаренный юноша в физическом и нравственном отношении, хотя безграничная любовь близких ему людей способствовала развитию его природного высокомерия. Внешний признак немецкого происхождения, роскошные белокурые волосы несчастного Энцио, время от времени встречались у его потомков, как мужчин, так и женщин. Такие же густые белокурые волосы были у Ипполита Бентиволио и при этом большие тёмно-голубые глаза, которые в минуты гнева или радости принимали металлический отблеск. Его прекрасно сложенная сильная фигура, закаленная с детства в физических упражнениях и верховой езде, вполне подходила к его будущему положению – вождя могущественной Болоньи. Естественно, что все девушки города относились благосклонно к красивому юноше, которому предстояла такая блестящая будущность. Он мог выбрать любую из них, так как матери больше своих дочерей ухаживали за ним, и каждая считала бы для себя величайшим счастьем породниться с фамилией Бентиволио.
В этом году, по случаю празднества в честь Энцио, опять собралось множество юношей и девушек во дворян Бентинволио. Время проходило незаметно среди всевозможных увеселений. К вечеру приготовлен был в саду народный праздник с различными играми, состязанием в беге, лавашем по шесту и пр. В заключение должен был быть сожжен великолепный фейерверк на обширном лугу, где, по примеру древних театров, были устроены амфитеатром ряды мест для зрителей. Но пока ворота оставались закрытыми для народной толпы, молодежь знатных фамилий собралась в саду для игры в «bоссiа», при которой бросались шары и затем сообразно расстоянию от цели определялся выигрыш или проигрыш. Игра эта сопровождалась веселым смехом и шутками, и нередко служила поводом к оживленным спорам, которые всегда кончались миролюбивым образом. Во время более или менее продолжительных промежутков между играми прислуга разносила десерт.