Учитель. Назад в СССР
Шрифт:
Женщина торопливо наклонила голову, но я успел увидеть, как потекли слёзы по морщинистому лицу. Ругая себя за идиотский вопрос, уткнулся в чашку с чаем, не зная, что делать. С утешениями лезть, соболезновать? Всегда терялся в такие моменты, что говорить, как себя вести. Горе — оно людской суеты не терпит, и слов не признаёт. Да и не лечит время, только притупляет.
— Теперь вот свет в окошке, внучок Боренька, да дочка… Повезло нам с дедом… слепили на старости лет себе Снегурочку, — светло
— Вы уж простите меня… Степанида Михайловна… — повинился я. — А за сынка я не обижаюсь, мне даже приятно. Детдомовский я, — ляпнул, не подумав, и тут же прикусил я язык.
Надеюсь, Иван Лукич не в курсе, что у Егора имеются родители. Ну, если что, скажу, мол, в эвакуации усыновили. Правду никто не выяснит, сомневаюсь, что родители Зверева припрутся в такую даль сыночка единственного проведать.
— Ох, горюшко, — старушка всплеснула руками. — Да как же так? Ой, беда… А родители что?
Я пожал плечами, уходя от ответа: хоронить даже на словах живых родителей Егора не хотелось. Уверен, баба Стеша сейчас всё за меня объяснит.
— Ох, война, война… проклятущая… Ну, ничего, сынок, ничего… Ты, вот чего, — Степанида поднялась, пошла снова к печке, достала откуда-то пару газет, вернулась к столу и принялась выкладывать на бумагу пирожки. — Ты вечерять к нам приходи.
— Да что вы, — смутился я. — После школы в магазин зайду, продуктов куплю. Готовить я умею, будет чем поужинать.
— Ты со мной не спорь, вот что я тебе скажу, сынок, — улыбнулась баба Стеша, разворачивая вторую газетку. — Ты кого хошь спроси в колхозе: со Степанидой лучше не спорить. Всё одно по-моему будет. А не придёшь — сама приду. Так-то. Вот это Ильича угостишь. Хороший мужик, фронтовик. А это сам кушай. И всё. Ступай, ждут тебя. Юрия Ильич до школы пошёл уже.
— Откуда вы знаете? — изумился я, решив не спорить.
— Так Борька видал. Его ж домой не загнать. Лето, вот они и носятся, ребятишки. А к обеду как штык. Знал, что я пирожки-то пеку, вот и примчался. Видал, как директор в школу пошёл.
— И давно это было? — поднимаясь, поинтересовался я.
— Так с полчаса уже. Да ты не переживай, Егор Ляксандрыч, — баба Стеша хитро улыбнулась, на деревенский манер выговорив моё отчество. — Спина у него. Пока доковыляет, — пояснила Степанида. — Нагонишь ещё.
— Кого? — не понял я.
— Так, директора-то, нагонишь, говорю, по дороге. У тебя ноги вона какие длинные. Да и молодой ты, шустрый. А Ильич с радикулитом нынче. Да и хромает он после войны-то.
— Спасибо, Степанида Михална. Вы покажите, где тарелку помыть… — начал было я.
— Чего удумал, — фыркнула соседка. — Ступай, говорю, нагоняй директора, — махнула рукой. — Посуду мыть… — покачала головой хозяйка. —
Я, улыбаясь, выбрался из-за стола, ещё раз поблагодарил хозяйку за вкусный обед и пошёл к калитке.
— А ну, постой! — окликнула меня боевая старушка.
Я остановился, развернулся.
— Пирожки забыл! И смотри мне, на ужин жду! — пригрозила мне Степанида. — Познакомлю со своими-то!
Я кивнул и покинул гостеприимный двор. Огляделся по сторонам, припомнил указания Ивана Лукича и зашагал в нужную сторону.
По дороге я и впрямь встретил прихрамывающего человека, который шёл, чуть перекосившись на одну сторону. Ускорил шаг и догнал, как я предполагал, Юрия Ильича Свиридова, директора жеребцовской школы.
— Здравствуйте. Юрий Ильич, полагаю? — вежливо поинтересовался у мужчины.
— Добрый день.
Свиридов окинул меня быстрым цепким взглядом, едва заметно поморщился и попытался выпрямиться. Но боль в спине не позволила ему это сделать. Протянул руку, мы поручкались.
— Юрий Ильич Свиридов. А вы, стало быть, новый учитель?..
— Он самый, — кивнул в ответ. — Зверев Егор Александрович, — мысленно в очередной раз отругал сам себя. По-хорошему, нужно сказать директору, какой предмет я буду преподавать в его школе. Но я так и не удосужился внимательно изучить все документы Зверева. То гробы, то старушки, то Митрич с Борькой, не до того было.
— Это хорошо, что вас к нам прислали. Разбавишь наш женский коллектив. Ничего, что на ты? — уточнил Юрий Ильич.
— Я только за, — поддержал идею директора.
— У нас на всю школу три мужика: я, физруг Гришка да завхоз Степан Григорич, — поделился Свиридов. — А он что? Фронтовик. Вернулся без одной руки. Без левой, — уточнил Юрий Ильич. — Какой из него трудовик? Но — справляется! — директор покосился на меня, видимо, проверяя мою реакция на свой рассказ. — По совместительству.
Мы брели по сельской дороге, неторопливо разговаривая. Точнее, я больше слушал, а Свиридов рассказывал про школу и коллектив.
— В этом году у нас недобор, — пожаловался Юрий Ильич.
— Детей? — уточнил у него.
— Нет, детей-то у нас хватает, а вот с учителями прямо беда, — вздохнул директор.
— А что так? — удивился я.
Насколько я помню своё советское прошлое, после педагогических институтов редко кому удавалось избежать отработки в сельской местности. Выпускников отправляли по сёлам и деревням едва ли не пачками. А тут вдруг не хватает учителей.
Юрий Ильи поморщился, махнул рукой, кивнул кому-то знакомому, окликнувшему его из-за забора, и вернулся к нашей беседе.