Удача в подарок, неприятности в комплекте
Шрифт:
Господин Корсаров задумчиво постучал пальцами по перилам, около которых стоял:
– А Ольга богата?
Я грустно вздохнула:
– Нет, Олюшка классическая бесприданница. Она умница, красавица, блестяще воспитана, но, увы, средств у неё нет.
– Платьице, однако, из дорогой ткани.
– Так это я его Олюшке подарила, ей такой оттенок голубого идёт, а меня он бледнит, - я смутилась, покраснела и замолчала. Ну вот, теперь господин следователь непременно решит, что я хорошую девушку в свои обноски наряжаю, а я ведь никого не хотела обидеть, от чистого сердца платье отдала, и одевала-то его всего один раз, на большой приём по случаю сбора всех ближних и дальних родственников!
Алексей Михайлович насторожился, его лунный лис, коего прекрасно видело Око двойного дна, навострил уши и чуть оскалился:
– Значит, Ольга была в Вашем платье?
К чему это он клонит, интересно?
Я
– Нет, платье Олино, я его всего один раз надевала.
– И кто это видел?
Мои щёки опалил неукротимый жар стыда, я опустила голову, не в силах вынести взора господина следователя, прошелестела чуть слышно:
– Все… У нас приём был большой, тётушка устроила по случаю приезда всех и дальних, и ближних родственников.
– Значит, это платье на Вас видели все, - пробормотал господин Корсаров и задумчиво потёр подбородок, - интересно.
Я растерянно огляделась по сторонам, пытаясь найти связь между платьем, приездом родных и Олиным падением, но так ничего путного и не надумала. Досадно, право слово, неужели уничижительные высказывания о девичьей неразумности – правда?
– И что же Вам интересно? Может, сделаете милость, объясните такой неразумной мне, что тут происходит? – в голосе отчётливо зазвенело возмущение и детская обида. Браво, Лизанька, теперь господин следователь решит, что ты не только дурочка, но ещё и абсолютно невыдержанная особа! Продолжай в том же духе, и очень скоро Алексей Михайлович пожалеет, что согласился взять тебя в свои помощницы!
К моему искреннему облегчению, сердиться на меня господин Корсаров не спешил, моя эскапада никакого впечатления на него не произвела, всего лишь позабавила чуть-чуть, пробудив золотистые искорки на дне тёмных, как мой любимый горячий шоколад, глаз. Да, что ни говори, а Алексей Михайлович очень привлекательный мужчина! Я качнула головой, обрывая думы, абсолютно не подобающие барышне, у коей жених есть и совсем скоро, даже года не пройдёт, будет свадьба.
– Если Вы позволите, сударыня, я пока ничего рассказывать не буду, - господин Корсаров, истинный следователь, каждую минуту исключительно о деле думает, чуть смущённо усмехнулся, - не люблю, знаете ли, строить предположения на пустом месте. Вот соберу побольше фактов, тогда всё самым обстоятельным образом Вам и расскажу.
Угу, знаю я такие обещания, меня дядюшки уж которую неделю таким образом на охоту с собой берут и в мужском седле ездить дают. Нет, всё-таки, что ни говори, а нас, барышень, равными себе мужчины не признают, сколько бы в Европе эти, как их там, на суфле похоже, а, вспомнила, суфлежистки не протестовали и волнения не устраивали. Что поделать, времена, когда женщины стояли во главе семьи, самостоятельно решая все вопросы и распоряжаясь всем и каждым в роду, если и были когда, то канули в небытие. Сейчас наша главная задача – воспроизводить наследников, дабы мужчина мог передать свой капитал сыну, а тот продолжил эпохальный процесс накопления семейных ценностей. Скука смертная!
– Не обижайтесь, Елизавета Андреевна, - моей руки коснулись тёплые, чуть шершавые пальцы, а виноватые нотки в пьянящем, словно вишнёвая наливочка, голосе пролились целебным бальзамом на моё ущемлённое самолюбие, - давайте лучше ещё раз всё осмотрим. Вдруг найдётся то, что сможет нам объяснить, что же здесь произошло.
Я обиженно дёрнула плечом:
– А чего тут непонятного? Оступилась в темноте и упала, расшибла голову. Такое бывает, знаете ли, даже с самыми осторожными.
– Я в этом даже не сомневаюсь, - Алексей Михайлович усмехнулся, помедлил, словно раздумывая, говорить или нет, а потом негромко добавил, - только вот Ольга не сама упала, её толкнули, причём довольно сильно.
– Как?! – ахнула я, не в силах поверить в услышанное.
Алексей
Не знаю, то ли тоска действительно считается одним из семи смертных грехов, то ли я до смерти Лики натворить успел немало, то ли подаренный цыганкой (попадись она мне только, паразитка!) амулет перестал работать, но удача отвернулась от меня окончательно и бесповоротно, зато неприятности посыпались на мою буйную головушку как горох из прохудившегося мешка. Не успел я свыкнуться с мыслью, что меня зашвырнуло в начало двадцатого века, как тут же пришлось принимать участие в расследовании жестокого убийства. Только я более-менее разобрался в этом запутанном деле и определился, в какую сторону нужно копать, как тут же произошли одно за другим ещё два преступления. Конечно, мне не привыкать параллельно над тремя делами работать, в то время, когда я следователем был, всякое случалось, но тут к хлопотам служебным примешивается раздрай в жизни личной! Сердце, которое, как мне казалось, умерло вместе с Ликой, внезапно ожило. Оно, конечно, и неплохо, только вот испытываю я отнюдь
Все эти доводы против отношений с Елизаветой Андреевной с момента нашего самого первого с ней поцелуя я успел повторить уже раз десять, не меньше, и с каждым разом они действовали всё хуже и хуже. Меня чертовски влечёт к этой девчонке, а её равнодушие ранит, словно раскалённые кусочки снаряда. Конечно, я не трепетная девица, готовая разразиться слезами по всякому ерундовому поводу, но, блин, как же меня бесит, когда Елизавета Андреевна начинает смотреть на меня как на предмет мебели или, что ещё хуже, коллегу, с которым нет и не может быть ничего личного! Вот так и получилось, что у меня и по службе завал, и на личном фронте атас полнейший. Ну что ж, по старой, проверенной временем традиции приступим к решению дел служебных, а когда эмоции схлынут, можно будет и чувствам ревизию провести.
Елизавета Андреевна, кстати, оказалась очень даже толковой напарницей: с вопросами глупыми не лезла, под ногами не путалась, к осмотру места преступления отнеслась ответственно, хоть и уверена, что Ольга сама упала. Я развеивать заблуждение барышни не спешил, пусть лучше и дальше считает, что это всего лишь ещё один несчастный случай, чем осознает, что кто-то, пока неведомый, начал на неё сезон охоты. А то, что Оленька не сама ринулась и головой ударилась, увы, факт, сомнению не подлежащий совершенно, за годы следственной практики я и выпавших, и выкинутых в достаточном объёме насмотрелся. Девицу кто-то сильно толкнул в спину, причём она сама нападавшего или не видела, или в расчёт не брала, потому что, судя по позе, в какой её нашли, в момент падения она не стояла, а шла. Я сразу вспомнил подслушанный разговор, удушливый запах роз и прикосновение к щеке шелковистых девичьих волос. Что там барышня-то обещала, кажется, провести ночь с мужчиной? И ведь не солгала, что интересно, ночью рядом с ней будет мужчина, ведь доктор не бросит свою пациентку, непременно придёт навестить и убедиться, что она благополучно встретит новый рассвет. Я усмехнулся и покачал головой. Да уж, дом госпожи Абрамовой битком набит всевозможными тайнами, секретами и скелетами, которые только и ждут неосторожно распахнувшейся дверцы, чтобы рухнуть на голову. А ведь с виду такое благопристойное семейство, так всё чинно и благородно!
Пока я раскладывал обстоятельства дела по полочкам, пытаясь хоть начерно набросать картину произошедшего и вывести первые ниточки, за кои можно уцепиться в распутывании всего клубка, напомнила о себе моя неугомонная напарница. Да ещё как, резко, со звенящими в голосе слезами и детской обидой, от которой у меня сладко защемило сердце и сиреной тревожной взмыл инстинкт защитника. Елизавета Андреевна не просила, она требовала объяснений, но что я мог ей сказать, если пугать по-прежнему не хотелось? Пришлось заявить, что я не люблю строить предположения на пустом месте, тем более что так оно и есть, только настырная девица мне не поверила, разобиделась пуще прежнего, даже плечиком дёрнула, когда я её погладил. И такая Елизавета Андреевна в своей обиде притягательная стала, что я с трудом удержался, чтобы не расцеловать её в обе щёки и притиснуть к себе, как делал в детстве с любимым плюшевым мишкой. Чтобы не сорваться и окончательно не ухнуть в дела амурные, я сказал барышне, что её родственница не сама упала. Я ждал, что будет неверие, горячее отрицание очевидных для меня вещей, затем слёзы и, вполне возможно, обида, с непременными жалобами, упрёками и побегом к себе. Ах да, ещё хлопаньем дверью, я уже успел заметить, что госпожа Соколова именно так выражает своё возмущение. Только вот Елизавета Андреевна опять меня удивила. На милом личике барышни все чувства читались точно в открытой детской книге с крупным шрифтом и цветными картинками, чтобы даже самый невнимательный читатель всё понял правильно. Вот с губ сорвалось короткое отрицание, зелёные глаза загорелись недоверием, быстро сменившимся гневом, а затем барышня коротко вздохнула и деловито, словно речь шла о неожиданном приезде дюжины соседей в гости, спросила: