Удача в подарок, неприятности в комплекте

Мусникова Наталья Алексеевна

Видение пропало, оставив после себя слабость в ногах, головокружение, пелену перед глазами, тошноту и потерю чувствительности в руках. Полный джентельменский набор, чёрт бы его подрал! Я кое-как выпрямился и поплёлся к себе, толком ничего не видя перед собой и закладывая такие фигуры высшего пилотажа, что все лётчики мира, глядя на меня, рыдали бы от зависти. К счастью, каким бы долгим ни был путь, рано или поздно и ему приходит конец. Я толкнул дверь, самым позорным образом споткнулся о порог и рухнул, в последний момент успев кое-как сгруппироваться и спасти лицо от страстного поцелуя с полом. Господи, какое счастье,

я дома, можно спать! Я закрыл глаза и провалился в сон, словно в бездонную чёрную дыру, какой так любил пугать преподаватель по астрономии.

Пробуждение было резким, словно кто-то тумблер повернул. Честное слово, я себя даже киборгом почувствовал, р-р-раз и система готова к работе! Я распахнул глаза, готовый в прямом смысле слова горы свернуть или весь мир обнять, да так и замер, ошалело осматриваясь по сторонам и с трудом удерживаясь от мата, который и сам по себе неприличен, а уж в данных покоях и вовсе неуместен. Это же девичья спальня, более того, не горничной, что было бы не так и плохо, а Лизы! Проклятый дар сыграл со мной злую шутку: мне было так плохо, что я и сам не заметил, как приполз к Елизавете Андреевне. Три тысячи чертей, страшно даже представить, что она обо мне подумала! В лучшем случае решила, что я заурядный алокоголик, в худшем могла и за маньяка принять. Хотя нет, госпожа Соколова поняла всё правильно, иначе я проснулся бы не в её комнате, а в камере, а то и вообще не проснулся бы, меня бы просто тихо придушили и в выгребной яме прикопали, чтобы вонь от разлагающегося тела замаскировать. Вот же блин горелый, что мне теперь делать-то?! Я обхватил голову руками, страстно мечтая провалиться сквозь землю, вернуться в двадцать первый век, испариться, лишь бы не встречаться с Лизой. Господи, как мне ей теперь в глаза-то смотреть?! Сначала сам послал, далеко и надолго, отчитав как малолетку неразумную, потом сам же мало не на коленях к ней приполз. Самостоятельный, ё-прст!

Дверь чуть слышно скрипнула, заставив меня приглушённо застонать и с трудом побороть трусливое желание спрятаться с головой под одеяло, точно перепуганному страусу. Блин, нет, ну надо же было так влипнуть! Проклятая Алеся, сожгу эту ведьму к чёртовой матери! И цыганку, всучившую мне эту чёртову подвеску, голыми руками задушу! И вообще, всех убью, один останусь!

– Возьмите, Алексей Михайлович, - прозвенел над ухом Лизин голосок, заставив меня содрогнуться от безжалостных, словно лесные осы, уколов совести, - это должно помочь. Дядюшка, Василий Харитонович, когда под утро домой возвращается, непременно сию настойку употребляет. Как он говорит, для прояснения разума и обретения сил телесных и духовных. Уверена: Вам она тоже поможет.

Милая моя, мне сейчас только цианистый калий поможет да ещё мышьяк. В крайнем случае, метиловый спирт тоже подойдёт.

Кровать чуть приметно прогнулась, госпожа Соколова села рядом, осторожно положила мне на плечо свою ручку, спросила сердобольно:

– Может, врача позвать? Вам плохо, да?

Всё, хватит прятаться, ты не страус, а мужчина, так что будь любезен отвечать за свои поступки. Я уронил руки на колени, сгорбился, криво усмехнулся, не в силах заглянуть в зелёные глаза сидящей рядом со мной барышни:

– Мне стыдно. Сначала отчитал Вас, словно дитя неразумное, потом вломился к Вам посреди ночи, разбудил, напугал, выгнал из комнаты…

– Ну что Вы, - нежная ручка

коснулась моей щеки, погладила ласково и робко, словно бабочка крылом коснулась, - я ничуть не испугалась. То есть сначала, конечно, было немного страшно, а потом, когда я поняла, что это Вы, сразу успокоилась.

Я недоверчиво хмыкнул. Угу, конечно, успокоилась она, увидев меня в своей спальне.

– Правда-правда, я вас ни капельки не боюсь, я знаю, что Вы мне ничего плохого не сделаете, - прощебетала Лиза и опять погладила меня по щеке, уже увереннее.

Эх, девочка, знала бы ты, что именно я хочу с тобой сделать… Перед глазами всплыли страницы подаренной Сашкой на нашу с Ликой свадьбу «Камасутры», я крепко зажмурился, прогоняя непристойные видения, и выдавил:

– Осмелюсь заметить, Елизавета Андреевна, вы подвергаете себя риску, оставаясь наедине со мной.

На щеках госпожи Соколовой проступил нежный румянец, губки дрогнули, в глазах сверкнул огонёк, нежный голосок чуть охрип, выдавая волнение:

– Я Вас не понимаю, Алексей Михайлович.

Угу, конечно, а я такой наивный, что даже поверил! Только вот у меня нет ни малейшего желания играть и лукавить. Я пристально посмотрел на госпожу Соколову:

– Вы меня прекрасно понимаете, сударыня.

– Я… - Лиза запнулась, отчаянно покраснела, облизнула губки, глядя на меня беспомощно и удивительно маняще.

Выдержка, которой я раньше так гордился, в который уже раз дала сбой, я хрипло застонал, прижал девушку к себе и принялся осыпать поцелуями её лицо, шею, волосы, лихорадочно шепча:

– Лизонька, что же ты со мной делаешь… Я же с ума схожу от тебя, родная…

Разумом я понимал, что Елизавета Андреевна неизбежно возмутиться такой вольностью, вырвется и прикажет слугам выкинуть меня вон, но в глубине души жила шальная надежда на то, что я ей тоже небезразличен.

Пелену страсти разорвал почтительный стук в дверь и голос горничной, возвестившей, что через двадцать минут Софья Витольдовна ждёт в столовой на завтрак. Мы с Лизой отпрянули друг от друга, тяжело дыша и отводя взгляд. Чёрт, да что же меня так срывает в её присутствии?! Пусть и не сразу, мозг думать категорически не желал, передав бразды правления сердцу, но я смог-таки найти объяснение происходящему:

– Это приворот, - я с трудом сглотнул, откашлялся и уже чётче произнёс. – Прошу меня простить, Елизавета Андреевна, скорее всего я попал под действие Алесиного амулета, поэтому и позволил себе… лишнего.

Госпожа Соколова вздрогнула, словно я со всей силы ударил её, с оживлённого личика пропали все краски, точно кто-то невидимый провёл губкой, смывая цвета, и принуждённо холодно улыбнулась, чопорно выпрямляясь и превращаясь в элегантную и неприступную барышню, мраморную статую, пред которой можно лишь благоговеть:

– Я понимаю Вас, Алексей Михайлович, и прощаю Вам Ваши вольности. Я даже готова избавить Вас от пагубного влияния артефакта.

– От всей души благодарю Вас, Елизавета Андреевна, - я не мог да и не пытался скрыть облегчения. Всё-таки как ни крути, а чувствовать себя марионеткой в чужих руках не очень приятно, я привык жить в ладу и с разумом, и с сердцем.

Госпожа Соколова ещё больше построжела, поджала губки и холодно кивнула:

– Ну что ж, как Вам будет угодно. А сейчас я попрошу Вас удалиться, мне нужно переодеться к завтраку.