Удачная охота
Шрифт:
Окончательно потерявшийся надзиратель, сглотнув застрявший в горле ком, с радостью воспользовался представившейся возможностью ретироваться. Но уже через пять минут он вернулся обратно, пребывая в совершенно невменяемом состоянии. Он открыл дверь, и, даже не надев мне на руки браслетов, повёл куда-то по тюремному коридору.
Всё это время в камере стояла звенящая тишина. Заключённые были поражены разыгравшейся у них на глазах сценой до глубины души. Больше всего их потрясло, что даже не простой надзиратель, а всесильный начальник смены только что-то невнятно блеял под напором офицера.
– Я сначала подумал, он шутит, -
– Ты знаешь, Штырь, я бы предпочёл не сидеть с ним в одной камере, - сказал, начиная приходить в себя, Горелый, - ты видел, как он разъярился? Да он же совершенно бешенный, словно те альты!
Старший потряс головой, отгоняя наваждение. Такое потрясение он последний раз испытывал на разборе полётов в гильдии убийц, куда его любезно "пригласили" после одного нехорошего инцидента. Тогда региональный координатор вот так же рычал на своих подчинённых, и они вжимались в стены, а потом он пустил кровь и только тогда успокоился.
– "Да эти пограничники - те же убийцы!" - Наконец дошло до него.
– "Цепные псы Императора! Как хорошо, что сыскари работают не так, как эти... А то бы честному вору и убийце житья не было. Висели бы по фонарным столбам, на радость всякому мещанскому быдлу".
Кабинет начальника караула был обставлен по-походному скромно: стол, пара стульев, жёсткая койка у стены. Сам хозяин кабинета оказался мужиком с сединой в висках, с цепкими глазами, жилистым телосложением, великолепной выправкой - в общем, бывшим боевым офицером. Он только посмотрел мне в глаза и сразу всё понял. Не потребовалось ничего ему говорить, не потребовалось рычать и немедленно требовать удовлетворения на дуэли. Он даже не попытался предложить мне присесть, похоже, понимая, что садиться я не стану - не тот настрой.
– Не горячись, лейтенант, всех заключённых перепугаешь. У нас здесь не часто такие как ты оказываются, так что просто не привыкли, - только и сказал он.
Я коротко кивнул, принимая объяснения.
– Тренироваться будешь со своими мечами или болванками? Партнёр нужен?
– деловито продолжал пожилой воин.
– От своих не откажусь, но если сложно - можно болванки. Если есть нормальный специалист, от партнёра тоже не откажусь.
– Твои мечи организовать не сложнее, чем болванки, уж можешь мне поверить. Дам тебе и партнёра, тоже в прошлом боевого офицера. Правда, он служил не на севере, а на юге, но и там проблем хватало, - осклабился бывший вояка.
– Мой сослуживец, кстати.
Когда я уже выходил за дверь, сзади меня нагнал заметно повеселевший голос:
– Как закончишь тренировку, зайди ко мне, потолкуем, - я ничего не сказал, только повернулся, коротко кивнув.
Тюремный двор оказался мрачноват, но это для меня не имело никакого значения. Мечи мне вручал уже другой надзиратель, причём, делал он это с явным неудовольствием: сложно было привыкнуть к тому факту, что приходится выдавать оружие заключённому. Для них это, похоже, было в диковинку.
– Не кривись, офицер, - решил я поддержать вояку, - у тебя своя служба, у меня - своя.
Сказав это, я привычно водрузил ножны на спину, неспеша извлёк из них мечи. Несколько минут я просто наслаждался тяжестью оружия, переходя из стойки в стойку и крутя нехитрые комбинации, и лишь затем начал работать. Нужно было во что бы то ни стало закрепить новые приёмы, полученные во время тренировочных боёв с альтами.
Я настолько
Ушат ледяной воды заставил радостно засмеяться, причём не только меня, но и моего спарринг-партнёра. В Башне оказалась неплохая купальня, - не исключаю, конечно, что не для заключённых, но бывший сослуживец начальника караула им и не был. После тренировки и водных процедур мы вдвоём, обмениваясь шутками, словно закадычные друзья, завалились в кабинет начальника караула.
Нас ждал накрытый стол, ломящийся от солений, колбас и вяленого мяса, но подлинным его украшением оказались запотевшие бутыли, возвышающиеся над всем этим великолепием. Стол с таким обилием закуски мог означать только одно: грядёт грандиозная офицерская пьянка.
Намётанным взглядом я отметил, что весь состав блюд подобран поистине идеально, чувствовалась опытнейшая рука бывшего боевого офицера, - среди блюд не было ни одного, которое нельзя было бы использовать в качестве закуски к сильному спиртному. Никаких тебе супов, хлебов, каш и свежих овощей, всё по-военному строго, во всём чёткий порядок. Закуски были разложены по рангу: от наиболее сытных, мясных, расположившихся у самых пустых стаканов, и до менее сытных, но более ядрёных, как те же соленья. Первые залегли у самих стаканов, готовые в любой момент пожертвовать собой ради великого дела продвижения спиртного вглубь организма. Вторые ожидали в засаде, готовые выпрыгнуть по первому же сигналу и ударить по тылам расслабившегося организма, поддерживая своих спиртных товарищей и, тем самым, обеспечивая полную и безоговорочную победу над здравым смыслом и разумом. Как всегда, сначала организм ещё немного насыщался пищей, а затем переходил на насыщение голым спиртным, и закуска ему в этом мешать не должна.
"Всё, прощайте альты, прощайте их обычаи не пить, а драться..." - было моим последним трезвым суждением в этот день.
– А как же служба?
– попытался я сделать слабую попытку избежать пьянки. Прекрасно понимая всю бесперспективность попытки, я банально хотел получить веский аргумент перед последующим противостоянием со своей совестью.
Но начальник караула только махнул рукой.
– Скажу, что пришлось извиняться за нанесённое офицеру оскорбление. А что? Пусть знают наших! А то эти штабные крысы в Императорском Совете совсем обнаглели: боевого офицера сажать в одну камеру с уголовниками!
– с ним сложно было не согласиться. Если что, всегда можно сказать, мол, пусть они сами дерутся на дуэли с боевой молодёжью, а то возраст начальника караула уже не тот.
И дальше понеслось. За этот день и вечер я узнал столько нового о службе на южной границе, что мне срочно захотелось туда перевестись. Уже расходясь по местам несения "службы", мы долго обсуждали детали перевода.
В камеру я завалился уже под вечер, изрядно навеселе. Надзиратель только скривился от такого вопиющего нарушения процедуры. Похоже, поить заключённых начальнику караула не полагалось, но он как-то не посчитал нужным спрашивать чьего-либо разрешения.