Удар иглы

Стальнов Илья Александрович

– Мы одной крови, – сердечно улыбался Хранитель. – Наши споры и расхождения были следствием твоей неопытности и незнания. И моего непонимания. Подумать только, я хотел, чтобы ты погиб. Я тоже был безумен, прости меня за это, брат мой. Мы должны не бороться, а помогать друг другу, бок о бок заниматься великим делом созидания новой красоты, нового мира. Винер и его друзья считают, что мы несем миру гибель! Это чушь! Мы несем ему очищение. И новую радость. Это будет наш мир.

– Брат, – прошептал я, чувствуя, что слезы готовы брызнуть у меня из глаз. Со мной что-то происходило. Я поддался его очарованию. Я знал, что сейчас Хранитель

не вел со мной игру, он был честен и искренен. Меня не столько убеждали его слова – что они, как не сотрясение воздуха. Между нами установилась внутренняя связь, наши души слились в едином порыве. Меня пронзило острое сострадание и жалость к нему, я ощутил лежащий на его плечах груз ответственности, который мне хотелось разделить с ним, меня переполняли радость и ликование перед грядущим великим созиданием. Я любил его, как брата. И готов был отдать ему все. Я знал, что он тоже готов поделиться со мной всем, что мы две половины. Он пришел из неведомой глубины в наш мир, чтобы возвести меня на трон этого мира.

– Я – Кармагор, – чуть громче выдавил я.

– Да. Несмотря ни на что, ты – Кармагор. И это одно из важнейших событий с тех пор, как существуют люди на Земле.

– Люди, – повторил я и медленно, растягивая слова, протянул:

– Я люблю тебя, брат.

– Так пусть руки наши встретятся в пожатии, которое навсегда скрепит наш союз.

– Пусть.

Он протянул руку. Теперь на моем пути не будет невидимой стены. Наши ладони сойдутся над золотой чашей, и мы сумеем вдвоем овладеть пламенем, которое заключено в ней. И отныне не будет нам преград.

Мы спустимся на землю огненным смерчем, сжигая и перестраивая все по своему разумению. Не пройдет и года, как народы падут перед нами ниц. Не злоба и ненависть будут владеть их сердцами, а любовь. С любовью будут они принимать мой огненный карающий меч и со словами благодарности идти на казнь. Люди станут воском в наших руках. Под нашим напором падут державы и не останется следа от Ордена Ахрона. Да и от Черного Ордена тоже – он выполнил свою задачу, вызвал Кармагора, вызвал меня!

– Мы будем драться с тобой, – выдохнул я. – Мне не хочется быть Кармагором.

– Ты разбил мое сердце, безумец.

– Мы будем биться насмерть.

– И не на одну смерть.

Он шагнул вперед, и какая-то сила толкнула меня. Я СТУПИЛ НА БЕЛУЮ КЛЕТКУ…

* * *

Это был третий поединок. Не припомню, чтобы такое случалось когда-либо. Мне вряд ли выдержать его.

«Соберись», – сказал я себе. Ты должен выдержать. С детства нас учат не бояться смерти, но ее невозможно не бояться. Особенно когда она близка. Но зато смерть можно презирать…

Сто одиннадцатый день Года Великой Лавины притягивал в горах Трех Рек десятки, если не сотни, тысяч людей: узколицых бесбаров в сопровождении их рабов, которым, по обычаю, обрезали уши; белобородых азадов в повозках с высокими балдахинами, украшенных деревянными черепами и запряженных громадными волами; равнинных азлакуров в носилках, которые тащили члены их семей. Здесь были купцы, хозяева земельных владений и ремесленных поселков, владетельные Холмы, отвечавшие за жизни и судьбы многих подданных, и бедные крестьяне, боровшиеся с судьбой за каждый колос. Утром, шипя паром, прибыл украшенный драконами поезд старшего сына владетеля великих равнин Бахбадин Дегхата Смари Ла.

Обычно размеренная, скучная жизнь

города Трех Рек протекала по жестоким правилам, царившим здесь не одно столетие. Здесь не было красочных представлений, на которых звучала бы красивая музыка. Сюда не приходили печатные листки с новостями из других стран. Двери здесь закрывались перед заходом солнца, поскольку по устоявшейся традиции клан горных барсов имел право на ночи в этом городе. Лишь казни на колесе, смертельные бои рабов да общие пения в храмах Звезды Угара служили развлечением местным жителям.

В сто одиннадцатый день Года Великой Лавины город Трех Рек разительно менялся. Даже последний батрак имел право попасть на трибуну Каменной подковы. В этот день делались огромные ставки, сколачивались целые состояния, карманные воры и мошенники благословляли Белый Огонь и Богиню Луны, поскольку в такой толчее зеваке было легче расстаться с кошельком, чем лысому с последним волосом.

Двенадцать лет назад я сидел, утопая в шелковых подушках, на одной из лучших трибун и, раскрыв рот, глядел на происходящее. Сегодня я стоял на арене Каменной подковы, сжимал в пальцах скользкую от крови рукоятку меча, и сотня тысяч глаз смотрела на меня. Это был единственный день в двенадцать лет, когда любой из Холмов мог бросить вызов другому Холму. Многие ждали этот день, чтобы дать выплеснуться давно накопившейся ненависти, зависти, злобе или благородному негодованию. Другие – мстили.

Третьи – хотели убрать сильного соперника, мешающего в делах. Но почти не было случая, чтобы кто-нибудь из больших или мелких Холмов отказался прийти сюда, испугавшись смерти. Это считалось бесчестьем, все отвернулись бы от такого человека, и власти его пришел бы конец.

Я не боялся этого дня. Мой род был силен, мы жили мирно с соседями, ни на кого не держали зла. И вряд ли кто мог желать моей смерти,. Так думал я. Но я ошибался. И бился я сегодня уже в третий раз.

Впервые в истории города, аристократа в звании Великого Холма вызывали три раза. Причем двое из бросивших вызов – мелкие Холмы, которых я никогда в жизни не видел. Все знают, что для вызова должна быть серьезная причина, и мало кто осмелится пренебречь этим правилом. Мои противники были преисполнены ярости и жаждали одного – убить меня.

С первым я бился на кривых саблях. Я неплохо владел этим оружием, но и он был хорош. Он рассек мне щеку, я же ударил его с размаху саблей по голове. Но ударил плашмя – я ничего не имел против этого человека и не хотел его убивать. Слуги унесли его прочь.

Со вторым мы дрались на хлыстах со стальными наконечниками. Я не хотел убивать и этого, но у меня не было другого выхода – мой хлыст рассек ему горло. Дрожащими руками я потирал плечи, по которым пришлись удары хлыста. Я был уверен, что на этом мои испытания закончились. И тут грянул гром – последовал третий вызов.

Этого человека я знал хорошо. Это был один из средних Холмов, чьи владения раскинулись за большой грядой на севере.

– Почему, Гара Нат? Разве в чем-то я или мой род обидели тебя?

– Обидели! – крикнул он. – Ты порождение свиньи и горного шакала!

– Твоим языком руководит злоба, и мне непонятны ее причины.

– Причина в том, что я хочу драться с тобой! Я хочу убить тебя, Великий Холм Рякс Нат!

В руке я сжимал метровый меч. По правилам, мой противник должен был пользоваться цепью с ядром, усеянным острыми шипами.