Удар в сердце (сборник)
Шрифт:
– Тот самый Поляков? – оживился Алексей. – Иван Кондратьевич?
– Да. Выдающийся предприниматель, человек безукоризненной честности. Он-то уж точно ни при чем!
– Само собой. Мы с ним, кстати, знакомы. Он знает, кто я и где служу. Может пригодиться… Пошли дальше.
– Дальше идут директора. Их двое: Котлубай и Желтобрюхов.
– Что за люди?
– Проверяем. Пока ничего криминального за ними не нашли. Зато много всякого имеется за директором-распорядителем! Зовут его Альфред Осипович де Лятур. Он ставленник Кречетова и не просто так им сунут в банк, а в качестве поощрения.
– За что? –
Лебедев нахмурился.
– Иван Пименович Кречетов, по правде сказать, большая скотина. Просто огромная! И первое, в чем его обвиняет молва, – это отравление своего старшего брата Сергея. А де Лятур – доктор по профессии. Именно тот самый доктор, который подписал заключение о смерти Сергея Пименовича от апоплексического удара.
– И после этого пошел в банкиры?
– Да. Правда, не сразу. Сначала у него умерла пациентка, которой он сделал незаконное кесарево сечение. Получился скандал. Выяснились такие вещи, что Лятура лишили права на вольную практику. В больницы его, разумеется, не взяли после случившегося. И Кречетов двинул бедолагу в директора-распорядители. Эскулапа – в банкиры! Явно не просто так.
– Да, темная история, – согласился Лыков. – Смерть старшего Кречетова полицией не дознавалась?
– Повода не было. Бумага, чин чином подписанная доктором. Пожилой человек… А молва? Люди всегда что-то болтают!
– Возможно отравление. Есть один способ выяснить это, но теперь уже поздно…
– Какой способ, Алексей Николаевич? – удивился Лебедев.
– Что сейчас говорить? Надо было сразу же… Вы продолжайте про де Лятура. Как он справляется в банке? Это не кесарево сечение производить…
– Плохо он справляется. Дела не знает и компенсирует свой дилетантизм хамством и излишней суровостью. Кличку ему за это дали: О-Бэ-Пэ.
– Странная кличка…
– Альфред Осипович на все просьбы служащих о вспоможении или кредиторов о продлении займа отказывает. Всегда. И пишет на бумаге: «Оставить без последствий». А в последнее время, когда совсем зазнался, ему стало лень писать и эти три слова. Теперь Лятур просто чертит три буквы: О, Б и П. Такое вот сокращение трудов.
– М-да…
– Кстати, Алексей Николаевич, а чьи подписи были на фальшивых купюрах? – спросил из угла начальник сыскной полиции. – Тех, из мешка, который развязался.
– Кассира Саладилова, старшего кассира Парфенова и самого де Лятура.
Рыковский с Лебедевым переглянулись, и коллежский советник хмыкнул:
– Попался!
– Ничуть, – парировал Лыков. – Скажет, что доверился кассирам. Он не специалист, чтобы отличить фальшивые билеты от настоящих. А во время обмена их столько приносят, что нет никакой возможности уследить!
– Расколоть кассиров! Перекрестные допросы с утра до ночи! Запугать, заставить выдать главного виновника!
– Владислав Рудольфович, а если они не расколются? Спугнем. Нет, надо ловить всю шайку на новой махинации, тепленькими. И с нашим агентом внутри, – возразил Лебедев.
– А вот вам и агент, – кивнул Алексей на своего помощника. – Юрий Ильич Валевачев.
Лебедев молча покачал головой.
– Чем не годится? – встревожился надворный советник.
– Больно казистый он для артельщика. Образование выпирает.
– Какого еще артельщика?
Рыковский мягко пояснил:
– Мы
– Какие артельщики в банке? Вы имеете в виду служителя?
– У нас в Москве это называется артельщик.
– У вас в Москве все не как у людей, – съязвил Лыков. – Но почему не кассиром, не писцом?
– В банке Кречетова всего три кассира, – опять взял слово Лебедев. – Кроме уже упоминавшегося Саладилова есть еще Титкин и Омелюстый. Ну и старший, Парфенов. Все кассиры служат под начальством Парфенова много лет, у них спайка. Если устранить одного, оставшиеся двое его заменят. Чужого не возьмут.
– А канцеляристом?
– Таких семь человек, но к обмену купюр они отношения не имеют. Если даже мы сумеем устроить туда господина Валевачева, он ничего с такой должности не узнает. Учет векселей, выдача кредитов, оценка залогов… Нам это зачем?
– Ну, в маленьком банке всегда можно что-то подслушать и подсмотреть! – не сдавался Лыков.
– В этом нельзя. Московский промышленно-купеческий банк так устроен.
– Поясните, Василий Иванович!
– Контора банка занимает два этажа. На первом кассиры (четыре вместе со старшим), служащие кредитного и вексельного отделов и оба директора, Котлубай и Желтобрюхов. Ну и артельщик первого этажа. Все самое интересное происходит на втором этаже, куда снизу никто не ходит. Там сидит сам де Лятур, рядом кабинет Кречетова, особая касса, хранилище и комната для заседаний. На входе дежурит охранник. Все крупные суммы кассиры в течение дня носят в хранилище. Важные клиенты, внесшие эти суммы, тоже обслуживаются наверху. Переговоры с Лятуром ведутся там же. Как и опечатка мешков со старыми купюрами…
– Понятно! – остановил Лебедева надворный советник. – Согласен, нам нужен человек, вхожий на второй этаж. Но кто это? Артельщик?
– Да, единственная возможность для внедрения – провести агента в артельщики второго этажа. Каким-то образом устранив на время нынешнего. Создать искусственно вакансию и толкнуть туда Юрия Ильича. А он, извините, лицом для такого места не вышел…
Валевачев хотел что-то возразить, но начальник дал ему знак помалкивать.
– Лицом не вышел… Ну, эта проблема решается. Сделаем из Юрия Ильича сына крепостного бастарда, внука блудливого помещика. Труднее с манерами. Играть вчерашнего крестьянина Валевачеву много сложнее, чем разночинца. По роду воспитания, по жизненном опыту. Но, если нет другого выхода, будем его готовить. Вместо одного дня у нас уйдет три. Я начну ходить с ним по всяким темным местам: портерным, чайным, торговым баням. И учить, как правильно там себя вести, как правильно говорить, реагировать, расплачиваться, скандалить…
– Даже скандалить? – не поверил Валевачев.
– Скандалить по-простонародному тоже надо уметь, – строго ответил ему Лыков. – А сколько стоит помыться в бане, знаешь? Не в дворянском номере.
– Нет…
– Вот и стану тебя образовывать.
Все четверо какое-то время молчали. Было заметно, что москвичам идея Лыкова не нравится. Они не верили, что за три дня потомственного дворянина и универсанта можно переделать в обывателя. Потом надворный советник спросил:
– Кто сейчас артельщик второго этажа?