Удар в сердце (сборник)
Шрифт:
– Альфред Осипыч, гляньте на него. Какой же он крестьянин?
Лятур вперил в парня подозрительный взгляд. Тот осклабился:
– Это вы насчет моей наружности? Так у нас полдеревни на одно лицо. А все благодаря барину. Барон Нольде его звали, Михаил Александрович. Веселый барин был! До девок шибко охочий. Ни одной не пропустил!
– Хм. Говорят, у тебя медаль есть?
– Так точно!
Проситель распахнул полушубок на груди:
– Вот.
– За труды по переписи населения? Я думал, военная.
Шишка
– Народ дурак, Альфред Осипыч. Есть медаль, и слава богу. Значит, герой! А за что она дадена, никто читать не станет!
Лятур махнул рукой:
– Хорошо. Сам Поляков попросил, ему отказать неловко… Объясни новенькому обязанности, ну и вообще… научи, как себя в банке вести. Помни, Парамоша, чуть что – сразу вон!
Кошкин даже зажмурился, словно бы от страха.
– Ваше высокородие! Наизнанку вывернусь! Смею мечтать, что оправдаю… я ведь и по письменной части могу… Дозвольте оставить надежду!
– Какую надежду?
– Что понравлюсь вашей милости.
О-Бэ-Пэ польщенно улыбнулся и ушел. А Шишка занялся новым работником. Он показал ему комнаты второго этажа, а потом провел беседу.
– Меня зовут Бардыгин Никифор Прович. Все свои вопросы решаешь через меня. Человек я строгий, спуску не даю.
– Понял, Никифор Прович. Вы только скажите, ежели я что не так сделаю спервоначалу. Вмиг исправлю!
– Твое дело днем – это раздеть и одеть Альфреда Осипыча и его гостей. Еще поить их чаем. Часто ходят Кречетов и твой Поляков. Запоминай: Альфред Осипыч пьет чай с лимоном, Кречетов любит с липой, а Поляков – с мятой. У тебя всегда должен иметься запас. Еще сахар чтоб был обычный и постный. А к чаю – баранки и сушки. Деньги на это добро получаешь от меня и мне же отчитываешься. Если вздумаешь украсть хоть копейку – сразу вон!
– Как можно-с!
– Да знаю я вас… Слушай дальше. Еще чай полагается охраннику и мне. Охранники меняются через сутки, их трое, все бывшие солдаты. Я люблю к чаю мятные пряники.
– Слушаюсь, Никифор Прович!
– Дальше. Это все днем. К директору часто заходят купцы, их тоже по желанию надо уметь угостить. Поэтому самовар всегда чтоб был наготове! В шесть часов снизу поднимаются два других директора, и у них с Альфредом Осипычем тогда бывает совещание. Опять нужен чай.
– Позвольте спросить, а какие у господ директоров пожелания?
– Котлубай любит зеленый чай. А Желтобрюхову что ни налей, все хорошо, лишь бы много. Он пьет по три стакана, учти! По окончании совещания снизу приносят деньги, векселя, купоны и запирают в хранилище. И все уходят, а ты начинаешь уборку. Сор из корзин выкинуть, пыль стереть, фикус полить… Что еще? Отхожее место вычистить, посыпать чуть-чуть хлоркой,
– А воды долить в рукомойник?
– Ты что? – рассмеялся Шишка. – Какой рукомойник в Троицком подворье? Тут водопровод есть.
– Виноват-с! Деревня…
– И клозет не отвоцким порошком чистится, а смывается водой. Тебе облегчение!
– Благодарствуйте.
– Уходишь домой, только когда все закончишь. В восемь утра чтобы был здесь! Самовар должен кипеть к девяти, когда приезжаем мы с Альфредом Осипычем. На обед тебе дается час времени, когда директор-распорядитель отбудет из банка. Пока он здесь, отлучаться не сметь.
– Слушаюсь. А позвольте полюбопытствовать насчет жалования…
– Жалование у тебя будет как у каменщика высшего разряда: двадцать рублей в месяц. Только каменщик за эти деньги на ветру и на морозе день-деньской, а ты в тепле при самоваре. Цени! Ну, иди сейчас домой, а завтра к восьми как штык. Ты где поселился?
– В Тетеринском переулке, в доходном доме Вецлиха, в третьей квартире.
– Ну, ступай.
Выпроводив нового артельщика, Бардыгин пошел к директору.
– И как он тебе? – спросил тот, откладывая в сторону бумаги.
– Поглядим… Вроде сообразительный.
– Нам тут слишком сообразительные ни к чему.
– Ивану Кондратьевичу ведь не откажешь. Чего теперь? Я стану за ним приглядывать. Чуть что, сразу выкинем. А человек все равно нужен, уборную надо же мыть!
– Ты вот что, Шишка. Завтра поутру сходи к новенькому на квартиру. Понюхай там, чем пахнет. С хозяином поговори. Кто к нему наведывается, тихий ли, нет ли чего подозрительного. И в вещах поройся.
– Угу.
– Когда партия приходит?
– В пятницу.
– Все у нас готово?
– Нет.
Лятур насторожился:
– Что не так?
– Саладилов на нервах. Второй день пьет, а в пьяном виде болтает что ни попадя.
– Черт!
О-Бэ-Пэ вскочил и начал нервно бегать по кабинету.
– Черт! Вот никак нельзя с этими русскими!
– Я вроде тоже русский, и что?
– Ты не русский, ты железный. Но как быть с Саладиловым? Наболтает ведь в кабаке, попадет на агента и сгубит нас всех. Что делать, Никифор?
– Надо его отправить в деревню, передохнуть.
Лятур сел и пристально всмотрелся в своего помощника.
– На самом деле в деревню или?..
– В такую деревню, откуда не возвращаются.
– А что скажут другие кассиры? Они ведь заодно.
– Саладилова заменит Титкин. Нам надо-то всего неделю! А там хоть трава не расти. Миллион прокрутим и разбежимся.
– То есть?
– То есть кассирам говорим, что Саладилов попросился у тебя в отпуск. Ты заметил, как он водку лопает. Понял, что это не работник, и отпустил. Поехал человек в деревню, на покой, до Фоминой недели. И так строго им скажи: ежели увижу, что и вы пьете, всех распущу и обратно уже не возьму!