Удар в сердце (сборник)
Шрифт:
– Да, – опять сунулся в бумаги Лебедев. – Отставной ефрейтор мучает исключительно военно-врачебную лечебницу в Мыльном переулке. Верит лишь военным докторам!
– Вот молодец! – одобрил Алексей. – Суньте его в Петровский военный госпиталь в Лефортово. Пусть подлечат дедушку.
– Сделаем, – кивнул коллежский советник. – А второе что?
– Надо подобрать Юрию Ильичу квартиру. Чтобы соседи были от вашей конторы, приглядывать за незваными гостями. Возможно, его станут проверять… Чтобы был второй ход – я буду тайно туда наведываться.
– Найдем.
– И чтобы жилье соответствовало образу
Лыков натаскивал своего помощника четыре дня. Особенно трудно тому давалась речь. Говорить «благодарствуйте» вместо «спасибо» и вставлять к месту словоерсы – не пустяк. Тут надо переделать себя. Еще тяжело было отучить столбового дворянина мыть руки после посещения уборной.
Парочка обошла пивные, и Валевачев освоил все необходимые навыки пьяницы. В банях Карбышева на Пустой улице он помылся за пятачок. И, под давлением начальства, посетил пансион без древних языков [59] на Большой Бронной. Хорошо, холостой человек…
Кроме того, Лыков встретился с вице-председателем правления Московского промышленно-купеческого банка Поляковым. Высокий, плечистый, с ясными, умными глазами, деловик принял сыщика на дому. Алексей оставил помощника в гостиной, а в кабинет покамест прошел один.
59
Пансион без древних языков – публичный дом.
– Помню, помню, – сказал хозяин, протягивая крепкую руку. – Арсений Иваныч Морозов очень вас хвалил. Что стряслось? Люди вашего занятия с добром не приходят.
– В банке Кречетова идет обмен старых банкнотов на новые.
– Эдак сейчас во всех банках.
– Да. Но в одном мешке билеты оказались фальшивые. На сто пятьдесят тысяч.
Поляков так и сел.
– Эх-ма…
Подумав, он спросил:
– Моментом пользуются?
– Конечно! Билеты обменивают уже второй год. Но сначала шли мелкие номиналы: три, пять и десять рублей. А в декабре прошлого года в оборот пустили сторублевый банкнот. Тут, видимо, мошенники и вбросили свои бумажки. Соблазн большой: под шумок обменять фальшивки на настоящие деньги! В Экспедиции заготовления государственных бумаг сенокос: работают без праздников двадцать четыре часа в сутки. Не успевают печатать новые билеты и утилизировать старые. Сунь им сейчас газетную бумагу – не заметят. А в марте выйдет купюра в пятьсот рублей. Представляете, что будет? Сразу в дамки можно попасть!
– И кто заправляет?
– Мы думаем, сам Кречетов, – рубанул сплеча надворный советник. – А де Лятур – организатор.
– Это точно? Про Кречетова.
– Нет, пока лишь предположение. Но разве не похоже на Ивана Пименовича?
– Еще как похоже, – с горечью констатировал Поляков. – Вот выжига! И меня под монастырь подведет! Скажут: и Поляков в доле, раз он там вице-председатель!
– Кто вас знает, Иван Кондратьевич, тот так не скажет. Но пятно на репутацию ляжет.
– Что мне делать, Алексей Николаич?
Сыщик понизил голос:
– Недавно по этому
Поляков схватился за абсолютно лысую голову:
– Стыд-то какой!
– Я приехал сюда по поручению министра внутренних дел. Приказано провести секретную операцию и накрыть мошенников.
– Хорошо, что именно вас назначили! – вскричал деловик. – Вы Москве не посторонний. Я ведь вас еще по коронации восемьдесят третьего года помню. Вместе царя охраняли!
– Да, вы были сотским и стояли на выезде из Петровского путевого дворца.
– И вы помните, Алексей Николаич?! Поляков всегда был властям верный слуга!
– Я, Иван Кондратьевич, ничего не забываю. Ни плохого, ни хорошего. Служба такая.
В словах сыщика москвичу почудилась угроза.
– В чем же я провинился?
– Ни в чем, Иван Кондратьевич. Я пришел сюда за помощью. Правительство может на вас рассчитывать?
– Целиком и полностью. Что я должен сделать?
– Как я уже сказал, полиция готовит секретную операцию. Для этого в банк будет помещен под чужим именем агент. Просто так человека туда ввести нельзя, сами понимаете.
– Понимаю! Жулики настороже, чужого не пустят.
– Именно. После размышлений мы решили подсадить агента на место артельщика второго этажа.
– Там какой-то чудак ходит, с медалью.
– Его фамилия Избышов.
– Он!
– Сегодня-завтра его положат в больницу, и появится вакансия. Тут-то вы и предложите взять на его место своего родственника. На время, пока Избышов болеет.
– Понимаю!
– Кречетов не откажет вам в такой мелкой просьбе, так ведь?
– Не откажет, – уверенно подтвердил Поляков. – Он знает, что я из деревенских. А там принято хлопотать за своих. Я частенько то одного крестника устраиваю, то другого. Ванька не удивится.
– Отлично. Осталось вам познакомиться со своим новым крестником.
Алексей открыл дверь в гостиную и сказал:
– Юрий Ильич, заходите!
Вошел Валевачев, одетый в готовую пару, с напомаженными волосами и нелепыми претенциозными бачками.
– Здравствуйте, крёсненький! – сказал он подобострастно.
Поляков внимательно его рассмотрел и заявил Лыкову:
– Больно смазливый! И лицо чересчур чистое. Сразу видать, что землю не пахал.
– Смазливый – это хорошо. Все девки наши будут! А наружность не изменить. Поэтому легенда такая, что он из дворовых. Отец его или дед родились от барина, потому и лицо такое. Землю действительно не пахали, весь их род не пахал. Дворовые же! Бездельники и барские прихлебалы. Вот и он такой. Приехал в Москву будто бы на заработки, а сам только и думает, как бы ему купеческую дочку окрутить! Взять с большим приданым и зажить богачом.
– Ну, таких много по Москве шляется, – авторитетно сообщил промышленник. – Даже ко мне один ходит, Насте моей надеется голову задурить.
– Вы уж Настасье Ивановне Юрия Ильича не показывайте, а то не устоит, – съязвил Лыков.
Коллежский секретарь все это время стоял как племенной бык на выставке. А два собеседника внимательно его разглядывали. Наконец Лыков сказал:
– Как он вам на самом деле, Иван Кондратьевич? Ошибиться нам нельзя. Эти люди и зарезать могут, ежели что почувствуют.