Удерживая небо
Шрифт:
Но всё-таки он не повернул и не побежал. Без всяких приключений Ан-Авагар добрался до Обетованного — только для того, чтобы узнать: великого Хедина здесь нет, нет и могучего Ракота, а прекрасная и грозная Сигрлинн также не удостаивает своим присутствием сии чертоги.
«Что ж, ты попытался, — вновь толкнулись прельстительные мысли. — Ты честно попытался и ты же не виноват, что великий Хедин оказался в отлучке? Так ли уж необходимо во всём признаваться?»
В Обетованном Ан-Авагар встретил последних двух собратьев по гнезду Эйвилль-прародительницы. Всего их оставалось четверо, включая
Вампиров никто не гнал. Прочие обитатели Обетованного их просто не замечали. Старательно и напоказ. Хотя «напоказ» получалось не очень — вампира нелегко заметить, если он сам того не желает.
Ан-Авагару рассказали и о печально знаменитом «пинке Хедина» — он, Новый Бог, удостоил Эйвилль Великую крови из собственных жил, в награду за особые услуги, а когда один из вампиров, почти лишившийся чувств от одного запаха божественной крови, дерзнул попросить «хоть о глотке», Познавший Тьму пнул склонившегося перед ним, пнул в лицо, да так, что вампир летел потом спиной вперёд, сокрушив мало что не целый лес.
Это было понятно и по-вампирски. Если ты силён, то ты прав. Не нравится произвол сильного? — сделайся ещё сильнее или отомсти, ударив в спину.
Так или иначе вампиры потихоньку расползались кто куда. С Великим Хедином шутки плохи, развлекаться и жить так, как привыкло вампирское племя, Новый Бог не давал. Хорошо ещё, его ученички (к коим вампиры, конечно же, себя не причисляли) заняты сейчас войною, а не призрением пострадавших от тех же вомперов.
Что ж, тут, в Обетованном, Ан-Авагару, во всяком случае, ничто не угрожало. Едва ли сюда дотянутся длинные руки — или щупальцы? клешни? хваталы? — Наблюдающих.
Хорошо? — конечно. Но вампир в Обетованном — не вампир.
Потому что тут не насытишься.
Только разве что в том случае, если лекарь пропишет какому-нибудь гному кровопускание.
Тиха жизнь для вампира в Обетованном, словно у дикого зверя в зверинце. Кормят, но и природу свою проявить не дадут. Так и тут. Концы не отдашь, разлитая сила питает незримо, но и настоящим вампиром быть перестанешь.
Двое собеседников Ан-Авагара как раз тоже собрались уходить. И повторяли те же слова, что и он сам: подальше уйти… забиться поглубже… не найдут… не до нас Ему… а там видно будет.
Ан-Авагар молча кивал. Если Наблюдающие решат, что с ним связываться нет смысла, и удовольствуются другой добычей, он будет только рад.
Что ж, он подождёт. Ему не привыкать.
Но…
Но всё-таки, что с этой сумасбродной магичкой? Вышедшей замуж за дракона и родившей ему детей? (Ну не безумие ли, скажите?)
Что с Кларой Хюммель, которую он, как самый распоследний глупец, никак не может выбросить из головы? Он, высший
Слова повторялись, пока полностью не утратили смысл. Высший или не высший, он хотел её видеть.
Да, конечно, у неё есть дракон. И дети от этого дракона. Всё так. Однако…
Он не спрашивал себя: «Почему я о ней думаю?» Ему просто было приятно. Вспоминать глаза, высокие скулы, едва заметные крохотные морщинки, волосы, заплетённые в длинную косу.
И уверенные, сильные руки, что держали рубиновую шпагу.
Может, ему стоило отправиться с ней? В конце концов, как бы она нашла след, если б не он? Нипочём бы не нашла. Он вполне мог бы… и никто бы ничего даже и не подумал…
Но всё-таки он оставался в Обетованном. Думал о Кларе Хюммель и не трогался с места, хотя где-то глубоко внутри всё росла и росла смутная, неотвязная тревога — не за себя. За неё.
Ирма мрачно сидела, обхватив коленки. Серко устроился рядом, прижался тёплым боком — ни дать ни взять, самый настоящий живой щенок, а не волшебная игрушка. Волшебная, мертвяков рвать может, от вомпера отбиться может, а вот здесь — не помощник. Ну никак.
Отчего-то сейчас это злило. Словно купила она у госпожи Клары Хюммель волшебный талисман, от всех бед защитника, а он оказался пустышкой. Обманом.
И драконы тоже… перекидываться способны, летать умеют, огнём-пламенем, если надо, целый город сожгут, — а тут сидят себе, буйны головы повесив, и ни-че-го-шеньки поделать не могут. Да ещё и на неё, Ирму, выжидательно так поглядывают, словно ждут чего-то…
А может, и ждут. Тогда-то, на погосте, что б те же Айка с Эрри делать стали, кабы я Серка не обратила? Кабы он половину тех же мертвяков не порвал бы на тряпки?
Не, точно, ждут небось. Что встанет сиротка Ирма, волшебному волку своему прикажет, дунет, плюнет, и откроется им всем прямая дорога домой.
А ей есть хочется. И пить. И… и ещё кое-чего, в сторонку отойти да присесть под кустиком. Кустиков тут, правда, нет.
— Отвернитесь, — наконец не выдержала она.
Кажется, драконы искренне удивились.
— Зачем? — вскинула брови Айка.
Ирма не выдержала.
— Писать хочу, аж мочи нет, — прошипела она прямо Айке в ухо. — Сейчас под себя наделаю! Не ясно, что ли?!
— Ой, — Аэсоннэ смутилась. — Прости. А ну, мальчишки, Эрри, Чар! Отвернулись, быстро! И не поворачиваться, пока я не скажу!
Эртан с Чаргосом немедля повиновались.
Однако даже это кольнуло, и неприятно.
«Как своя скомандовала, так враз. Когда дракон говорит. А когда я — так хоть обмочись вся, нам-то что за дело?»
Никуда не делся серый туман, висит и висит себе, не двигается, но Ирме кажется — длинные тонкие нити, прозрачные, словно невиданные черви, втягиваются в неё с каждым вдохом, и внутри делается всё холоднее и холоднее.
Нет, тут оставаться нельзя. Она вернётся, обязательно вернётся. Сама по себе, если не с драконами. Если они захотят… своего, собственного драконьего пути.