Удиви меня
Шрифт:
— Замолчите! Все, — вскакиваю с кушетки, натягивая джинсы. Я не ощущаю никакой слабости в теле. Даже шишка не беспокоит. Какой, к чертям собачьим, сниженный гемоглобин, когда мне хочется все вокруг крушить? — Не надо мне ничего говорить и объяснять. Спасибо за прием.
— Прекрати, пожалуйста, психовать, — берет меня под руку Алмазов, как только я направляюсь к двери.
— Я сама разберусь, что мне делать. Я хочу домой. Поехали быстрее, — нервно требую я, как только мы выходим из кабинета.
— Какой дом, ты все же
— Я не больна! Гемоглобин можно поднять и дома. Я в состоянии купить и выпить препараты железа сама. И о чудо, мне даже хватит денег на витамины для беременных, — чуть ли не сплевываю последнее слово.
— И тем не менее, ты остаешься здесь и это не обсуждается, Полина, — слышу позади себя голос папы.
— Отстаньте от меня все! — одергиваю свою руку и, ни на кого не смотря, быстрым шагом возвращаюсь в палату. — Не подходите, если не хотите, чтобы я вас всех послала!
— Поль? — не хочется отвечать и подавать хоть какие-либо признаки жизни. Ни с кем не хочу говорить. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Вот только маму обижать не хочется.
— Прости, я не хотела никого обидеть. Просто я хочу побыть одна. Поздно уже. Езжайте домой. Мы завтра поговорим, — как же я рада, что мама не включила свет. Не хочу, чтобы кто-то в очередной раз видел мое зареванное лицо. Переворачиваюсь на бок, приводя колени к животу.
— Я просто принесла тебе сменную одежду. Неудобно же спать в джинсах, да и в постель ляжешь нормально, а не вот как.
— Хорошо. Спасибо. Я переоденусь.
— Мы завтра утром приедем и привезем тебе кучу мясных вкусняшек. Тебе надо поднимать не только гемоглобин, но и набирать вес. Может ты хочешь что-нибудь конкретное?
— Хочу. Пиво и янтарную рыбку с перцем, — усмехаюсь сквозь слезы. — Я шучу, мам, — нет, не шучу, правда хочу. Даже сейчас бы съела. Но меня не поймут. — Я ничего не хочу. Ну может, булочек каких-нибудь свежих. Мам?
— Что?
— Извинись, пожалуйста, за меня перед папой и Сережей. Я не хотела их обидеть. Просто все…все…
— Все будет хорошо, Поля. Как сказал какой-то умный человек — это временно. Да, будет нелегко, но раз так получилось, значит так надо было. Попробуй просто поспать. Но если все же что-то хочешь сейчас сказать — говори.
— Ты и так все знаешь. Мне двадцать один, какие дети, мама? Еще и двое, ты вообще понимаешь, что это крест на карьере? Я не смогу. Тупо не смогу быть в двух местах одновременно. У меня не получится быть хорошими врачом и мамой одновременно. Так не бывает. И не убеждай меня в обратном. Да еще и разрываться между университетом, а потом ординатурой.
— Глупости все это, — убирает с моего лица прилипшие от слез волосы. — Вспомни своего папу. Первый год ему еще помогали его родители, а дальше он сам воспитывал Машу. И работал, и учился. Если есть желание —
— Потому что болячек меньше. Но это далеко не факт.
— Нет. Потому что, когда тебе будет тридцать пять, у тебя будут почти взрослые дети. А в сорок ты со спокойной душой начнешь жить почти в свое удовольствие. И в карьере будешь уже востребована и денег с Сережей заработаете на безбедную жизнь. Во всем надо искать плюсы, — в таком ключе я уж точно никогда не задумывалась о детях. Но, пожалуй, в маминых словах есть доля правды. — И не забывай, что у тебя имеется много плюсов. Во-первых, у тебя есть Сережа. Ты же не будешь мамой-одиночкой. Во-вторых, мы с папой. Это нормально отдавать на время собственных детей бабушке с дедушкой. И вы отдохнете и нам приятно. Не часто, конечно, — усмехается мама. — Да и, Поль, ну ты у нас умная, все просчитываешь, неужели не осознала, насколько это выгодно один раз забеременеть и иметь сразу двоих? Не терять два года на все это, как большинство.
— Мама, ну ты даешь, — усмехаюсь в ответ на ее «выгоду».
— Ты всему научишься, Поль. Мы с папой поможем.
— Особенно папа, если там окажутся две девочки. А Аня мне их напророчила, зараза.
— Да он только притворяется, что не любит девчонок. Внука он хочет для того, чтобы его фамилия продолжила род. Собственно, все. Да и будь у вас хоть два мальчика, у них все равно будет фамилия Алмазов. Так чего тебе волноваться? — а вот ошибочка вышла. Теперь уже и стыдно признаваться, что мы не женаты. — Главное, чтобы все были здоровые. Все остальное — ерунда.
Если быть откровенной, то мамины слова в меня и вправду вселили надежду. Я устроилась на работу, хорошо совмещаю с учебой, при этом провожу много времени с Алмазовым и успеваю делать то, что делала и раньше. Может, это как вызов, что я все смогу? Вот только не смогу. У меня нет самого главного. От этого осознания слезы возвращаются с удвоенной силой.
— Поль, ну что такое?
— Можно найти время поменять подгузники, помыть ребенка и прочее, но у меня нет самого главного.
— Чего?
— Любви к детям, — еле-еле выдавливаю из себя я. — Я ничего к ним не испытываю, мама. Я вообще никого не люблю, кроме семьи и Сережи. Я ничего не испытываю к Аниным детям. Ничего, мама. Они вроде маленькие и не страшненькие, последняя пискля даже сейчас милая, но… ничего. Ничего не испытываю. Что они есть, что их нет. Да, я отвратительна, но вот такая я, — резко приподнимаюсь, усаживаясь на кровать.
— А ты и не обязана их любить. Свое — это все же другое. Прекрати лить слезы, Поль.