Удиви меня

Юнина Наталья

— Только не стыди меня за то, что я скажу.

— Не стыжу. Удивляй.

— Там мужик… стучал своей пиписькой тетке по лбу. А меня это так на смех проперло, прикинь — стучит по лбу членом. А она такая со стекающими слюнями радуется прям. Так и хотелось сказать, чего ты улыбаешься, дура? Это мне смешно со стороны, а тебе, тупица, фигачат хреном по лбу, да еще и с потекшей косметикой и стекающими на пол слюнями. Фу. И такие мерзкие звуки издавала — чвак, чвак, чвак. Короче, ни фига не сексуально и местами смешно. Надо более продуманно выбирать видео. Я же не была такой убогой?

— Никак нет. Ты была прекрасна, но и я членом по твоему лбу

не стучал, — вновь отшучивается Алмазов.

— Только стукни, я тебе все отгрызу.

— Ух, какая грозная.

— Сережа?

— А?

— Надо вставать. Будильник ровно на два часа. Через три минуты прозвенит. Мы можем, конечно, ни к кому не ехать, но все же…

— Надо.

— Увы и ах.

— Тогда в душ и по родственникам. Но мне, пожалуйста, яичницу с беконом, мне их оливье на фиг не сдался.

— Ладно, сделаю тебе яичницу. А ты тогда уберешь за Симбой, хорошо? — приподнимаю голову, всматриваясь в улыбающегося Сережу. На что он отрицательно качает головой. — Ну и ладно, сама уберу.

Глава 52

Кому-то это покажется странным, но меня почти во всем устраивает Сережа. Он не раскидывает носки, не мусорит, иногда готовит, убирает лоток за Симбой и да — уступает, только как бы незаметно. Как и с лотком — все равно сделал он, когда я жарила ему яичницу. Но есть одна вещь, которая меня раздражает, и которую я упорно не могу искоренить. Попросила дважды — ноль результата. Поняла, что ему это нравится, стало быть, он и дальше будет так делать. Но это реально моя боль. И никто. Никто меня не поймет. Как же бесит, что он ест со сковородки вилкой. Вилкой по тефлоновому покрытию! Ну есть же тарелки. Ну есть! В чем проблема поесть с нее? «Со сковородки вкуснее» — в очередной раз скажет Алмазов, шкрябая вилкой. Чушь какая-то. Отпиваю кофе, когда Сережа тянет ко мне эту самую вилку с беконом.

— Я не хочу. Фу, жирно очень.

— Ты и так исхудала, тебе не повредит.

— Да, да, ври да не завирайся, тебе нравится мой плоский живот и грудь на стройном теле.

— Нравится, но то, что ты не жрешь — не нравится. Думаешь я не знаю после чего ты не ешь? — знает, как и я знаю.

Да. Мне стало жутко неприятно, когда три месяца назад, попав на хирургию с аппендицитом, врач сказал, что я пышечка. Пышечка, блин! Вроде милое слово, но прям как по сердцу ножом. Сразу после операции есть резко перехотелось. Сначала помогла вынужденная диета и режим, а затем реально перехотелось есть. Все кажется действительно жирным, а не потому что того требует диета. Исключения составляют булки. Точнее, чиабата батоновна. Вот это могу и хочу есть целыми днями.

— Я ем, — после значительной паузы наконец отвечаю я, отпивая кофе. — Но сегодня готовлю свой желудок на мамин стол. На стол моей мамы, в смысле. Слушай, мы же ненадолго к твоим, да?

— Час, максимум полтора, — облегченно выдыхаю. — Думаю к твоим так же, я хочу побыть дома вдвоем, а не в цыганском таборе.

Как только Сережа произносит цыганский табор, из гостиной доносится уже знакомый звук упавшей елки. Да лучше бы мы вообще ее не ставили. Это какая-то катастрофа. Одно спасение — шары не стеклянные.

— Еще один раз и я его прибью, — сквозь зубы цедит Алмазов.

— Нет. Скорее просто уберем елку.

— Или так. Но хотелось бы, что бы на Рождество она все же была. Я слишком сентиментален и надеюсь получить под елкой подарок.

— Подарок вроде как уже сегодня был,

если ты не понял. И да, я все же взяла седьмого января сутки, так что…

— Ты издеваешься что ли? Я же просил тебя их не брать, — несдержанно бросает Сережа, откладывая в сторону вилку. — Третьего января мало?

— Мне так удобнее, зато потом за меня выйдут, когда у меня начнется сессия и я не буду ни перед кем унижаться со словами: «а выйдите за меня, пожалуйста, почку за это отдам».

— За тебя и так бы вышли. И настолько мне известно, во время сессии дается отпуск.

— Ага. На бумагах и в кино. А давай мы не будем ссориться из-за какой-то ерунды.

— Не будем, — отпивая кофе, соглашается Сережа.

* * *

Я не гостеприимная, да и хозяйкой меня можно назвать разве что с трудом. И совсем не милая. Вот прям совсем. Делать вид, что мне нравится Сережина семья — трудно. Актриса из меня фиговая. Мне категорически не нравится его отчим, хоть тот и обладает приятной внешностью и не менее приятным голосом. Но что-то в нем есть неприятное. А про его младшую дочурку и говорить не приходиться. Эту особу за все увиденные мною четыре раза — я реально не могу терпеть. Редкостная гадина. Так бы и дала в лоб. Тут, правда, наши чувства взаимны, она и не стесняется выражаться в мою сторону, малолетняя выхухоль. Остается Сережина мама. Вот она мне нравится, но есть у меня к ней большая претензия — это вопросы про женитьбу. И ведь хамить нельзя и достойного ответа придумать тоже не могу. Так и выходит, что молчу как дура. И сегодня будет то же самое.

— Что? — несдержанно интересуюсь я, как только сажусь в машину. То, как на меня смотрит Сережа, мягко говоря, нервирует.

— Сколько нужно раз сказать, что зимой не носят осеннее пальто?

— Оно не осеннее. Оно… на все случаи.

— Иди, пожалуйста, переоденься.

— Если тебе не нравится, как оно выглядит, то так и скажи.

— Говорю. Это осеннее пальто. Если еще два дня назад на градуснике был ноль, то сейчас минус восемь.

— Ну мы же только в доме и в машине.

— Мы можем выйти на улицу, например, вечером твоему отцу взбредет запустить фейерверки. А будет еще холоднее. Так трудно надеть пуховик?

— Не трудно. Мне он просто не нравится. В пальто я стройнее.

— В пальто ты дурнее. Кыш переодеваться. Пять минут, Полина, — указывает рукой на часы. — Реально ведешь себя как ребенок. Давай, давай.

Нехотя выхожу из машины и под цепким взглядом Алмазова поднимаюсь в квартиру.

Пуховик — не самое страшное. Что и подтвердилось через полчаса, когда мы зашли в дом к Сережиным родственникам. Вот целовать меня даже в щеку с дурно пахнущими духами — то еще «удовольствие». А оценивающий с ног до головы взгляд малолетней выхухоли — это вообще атас. Как научиться убивать с помощью взгляда?

— Ты что-то хочешь мне сказать, Дарья? — милейшим голосом произношу я, как только Сережа отходит в сторону вместе со своей мамой.

— Кроссовки зимой — это давным-давно не модно. И эта черная водолазка, фу. Ты как будто на кладбище собралась. Тебе не идет.

— А я не слежу за модой, Дашенька. Главное, чтобы нравилось мне и Сереже.

— Ну-ну. Вообще-то у Сережи девушки более красивые были, так что, я бы на твоем месте так не была уверена. Сегодня — ты, завтра — уже не ты.

— А я бы на твоем месте, малолетняя выхухоль, закрыла бы рот, — шепчу ей в ухо, которое с удовольствием бы оттянула. — Ты первый кандидат в моем списке в морг.