Углерод
Шрифт:
– Ну очень вовремя. Спасибо.
– благодарил техник.
Агорафобия - боязнь открытого пространства. Техник мысленно схватился за голову. Вот почему огромная злобная тварь медлила, вот почему он не был съеден очередным Увальнем ночью, когда спал на какой-нибудь поляне. Погоня длинною в сутки могла просто не состояться, если бы он знал об этой глупой черте хищника. С другой стороны, быть "запертым" на открытом пространстве тоже не сулило ничего хорошего. Пришлось бы поджигать лес... А, ведь действительно! Три дня назад можно было попытаться поджечь лес и всё.
"И зачем тогда ему аж две пары глаз?" - подумал он.
Понятно дело, если бы Увалень маскировался под пригорок или тот же муравейник, лёжа посреди поляны и поджидал жертву. В таком
– Если бы мы знали, что ты пойдёшь к Рубежу... В морду бы тебе...
– Правильно! В морду ему!
– подхватил Дмитрий.
– Отец родной!..
– Леонид виновато, склонил голову.
– Я больше так не поступлю. Всё. Никаких Рубежей. Через день, может два, двину в Столицу. Посмотрю, что там, может осяду, в гости тебя потом приглашу, летом. Кстати, а зима-то скоро?
– Около двух месяцев. Я тебе про местный календарь рассказывал?
– Нет. Но раз мы на орбите Земли, рискну предположить, что с календарём здесь совсем бардак.
В этот момент Савелич напомнил технику учителя младших классов.
– Не совсем. Запоминай. Здесь один год равен трёмстам сорока пяти суткам, четырнадцати часам, двадцати семи минутам и... Секунды уже не помню, что-то около тридцати. Причём местным суткам, но земным часам и минутам. Год разделён на привычные двенадцать месяцев. В январе, марте, мае, июле, сентябре и ноябре по двадцать девять дней. В остальных по двадцать восемь, кроме декабря. В нем, как и на Земле, тридцать один день. Название и очерёдность месяцев те же самые. Вопросы есть?
– Получается, високосный год...
– Каждые семь лет. Это уже даёт нам двадцать девятое февраля. Но и здесь есть подвох так как в этом случае остаётся ещё около двадцати пяти неучтённых минут, которые дают ещё один день, каждые шестьдесят один год. Какой именно в Столице пока не решили. Да, согласен. Система, безусловно, грубая и не точная. Опять же, чтобы подогнать привычную нам двадцати четырёх часовую систему нужно менять само понятие "Секунда", а для этого нужно "удлинить" её примерно на пять сотых, что в свою очередь влечёт за собой целый ворох проблем. Возможно, в будущем, люди сделают что-то более подходящее для этого мира. А пока пользуемся тем, что есть.
– И сейчас получается... Что сейчас? Какой месяц? Сентябрь или ноябрь?
– Апрель. Куда ты полгода подевал? Месяцы те же самые, но зима с летом меняются местами.
– Нет, с календарём всё-таки бардак...
Леонид покинул Митрофан-Дикост спустя два дня. Успел он за это время немногое. Докупил кое-что у Самойловой. Разменял серебро на золотые монеты. Забрал заточенный топор, да заказал кузнецу набедренную кобуру для обреза. В этот раз техник подготовился к походу более основательно. Скатку из одеяла, верёвку и котелок закрепил на "новом" рюкзаке. Все карманы оказались забиты чем-нибудь полезным. Сам рюкзак изрядно потяжелел. Внутри рюкзака, покоилась завёрнутая в тряпочку бутылка. В ней плескалась самая крепкая настойка, которую только можно было купить. Не для возлияний, а для обработки ран. Если повезёт, ни настойка, ни бинты, не пригодятся. Вопрос с медикаментами решить просто не удалось. В Митрофан-Дикосте имелся фельдшер, как и фельдшерский пункт, в нём в любое время дня и ночи можно было получить медицинскую помощь и только. Так необходимые для дальнего пути антибиотики и антисептик купить не получилось, как бы не был красноречив техник, сколько бы денег не предлагал, фельдшер остался непреклонен. Пришлось ограничиться настойкой и надеждой на лучшее. Еду и табак он закупил в расчёте на три недели строгой экономии. Как всегда, это было вяленное мясо, сухари, заранее промытая гречневая крупа и чечевица, источником кофеина должен был служить чай. Взять больше съестных припасов не позволял объём рюкзака и нежелание надрываться,
Попрощавшись со всеми, Леонид вышел на дорогу, ведущую на запад. Каждый кто был в курсе его ухода знал, он отправился в Столицу. Как только деревня пропала из виду, техник сменил курс. На дороге его могли ждать. И если Дима с Савеличем или даже Самойлова, не вызывали подозрений, то кто-нибудь другой, даже случайно узнавший о его намерениях, вполне мог дать на него наводку. Одинокий путник не собирался просто так расставаться со своим барахлом и деньгами.
Обойдя по лесу деревню, он снова отправился на восток.
Глава N6
Никто не говорил, что в этот раз всё будет хорошо. Три года спокойного и самое главное, удачного в финансовом плане брака, пошли прахом. Виной тому были отнюдь не копившиеся годами претензии или разность характеров. Священный союз адвоката и успешной предпринимательницы погубила банальная измена. Солидные и состоявшиеся в жизни люди не любили друг друга. Они вместе спали, трапезничали, вместе отмечали праздники, вместе пытались научить уму разуму почти взрослых, но не самостоятельных детей. И всё же, каждый из них, распоряжался личным временем без оглядки на мнение супруга. Позволяя себе, время от времени, некоторые "шалости", оба определяли понятие верность только уровнем конспирации. Последовавший бракоразводный процесс перерос в делёж совместно нажитого движимого и недвижимого имущества. Только детей никто не делил за отсутствием необходимости. И, если Лиза, не сильно волновалась будущей разлуке со сводным братом, то Володя совсем не разделял её спокойствия и это будоражило его неокрепший мозг сутки напролёт.
На четыре года младше, он был влюблён в свою сводную сестру. Именно влюблён. При первой встрече, перед тринадцатилетним мальчишкой предстала не вчерашняя школьница и завтрашняя студентка, а картинка. Володя видел перед собой только картинку, рисуя в воображении перспективы. Оторванные от реальности люди часто влюбляются в двухмерные изображения, боготворят их, идеализируют. Володя не стал исключением.
– Привет.
– глядя сверху-вниз, поздоровалась светловолосая, почти "седая" девушка.
Это было давно. Володе казалось, прошла целая жизнь с того момента, но ничего так и не изменилось, картинка всё ещё маячила перед глазами. Но прошло всего лишь жалких три года. Картинка так и не обзавелась личностью в его глазах, не стала родной, не потеряла своей привлекательности и неприступности. Не взирая на степень родства, под натиском гормонов, юноша, идеализировал её и вожделел. Он делал всё, чтобы получить доступ к телу стройной блондинки: постоянно крутился неподалёку, старался всячески угодить. Все кавалеры Лизы, становились жертвами мелкой подрывной деятельности. В очередной раз обрушив личную жизнь сестры, Володя надеялся, что она всё же обратит внимание на него, и может быть картинка станет трёхмерной. Через год школа окажется в прошлом, и он не минуты не сомневался в выборе высшего учебного заведения. Но вскоре их пути разойдутся. Он останется с матерью, она с отцом. Времени оставалось катастрофически мало. Накручивая себя день за днём, Володя пришёл к выводу, что добьётся своего любой ценой.
Огромный внедорожник, как и сотни других автомобилей всех цветов и размеров стоял в очередной вялотекущей пробке. Подаренный отцом на совершеннолетие Лизы автомобиль, должен был доставить их в клуб. Она нервно барабанила пальцами по баранке, безотрывно смотрела в правое боковое зеркало, выжидая возможности перестроиться в правый, более подвижный ряд, Володя сидел рядом.
– Лиз?
– обратился к ней сводный брат.
– А ты меня любишь?
– Конечно.
– ответила она, не отрывая взгляда от зеркала и не вдаваясь в суть вопроса.