Углич. Роман-хроника
Шрифт:
– Добрый стол собрал, Юшка. Не обижу.
Михайла Федорович отрезал кусочек окорока, попробовал на вкус, похвалил:
– Вкусно, Юшка. Будто вчера коптил.
Юшка Шарап еще шире осклабился:
– На Рождество Христово! Ямку поглубже да в ледок. Хоть царю на стол. И солонина отменная. Я дорогих гостей худыми яствами и питьями не потчую. Угощайтесь, люди добрые.
И Михайла Федорович и Тимоха Бабай ели и пили с превеликим удовольствием. «Накушались» до отвала.
Михайла
Юшка земно поклонился, а затем молвил:
– Не желаете ли во двор перед ночлегом?
– Надо бы, - кивнул князь.
Вернувшись в комнату ямщика, Михайлу Федоровича и Тимоху потянуло в сон. Оба хотели уже растянуться на спальных лавках, но Юшка показал на дверной железный засов.
– Надо бы закрыться, люди добрые.
– А, - равнодушно отмахнулся князь.
– Не среди ордынцев ночуем.
Но Юшка равнодушные слова князя не принял.
– Ордынцы не ордынцы, а лихих людей ноне хватает. Я пойду на полатях подремлю, а вы все же закройтесь. Ночуйте с Богом.
Тимоха поднялся с лавки и, сонно хлопая глазами, задвинул засов. Через минуту путники провалились в мертвецкий сон. А примерно через час, крышка подполья приподнялась и в комнате, освещенной сальной свечей, показалась лохматая голова Шарапа.
«Богатырски храпят… Пушкой не разбудишь. Вот и ладненько. Помоги, Господи».
Ужом выполз из подполья и тихонько ступил к спальной лавке князя. В руке Юшки Шарапа был длинный засапожный нож…
Г л а в а 17
АНДРЕЙКА ШАРАПОВ
Не знала, не ведала Полинка, что на нее давно заглядывается русоголовый, синеглазый парень из Гончарной слободы. Уж так хотелось Андрейке с ней свидеться! Но Полинка без отца и матери на улицу не выходила, следуя старозаветному обычаю. (Увидеть свободно рсхаживающуюся по городу девушку - диво дивное! Даже будь она из семьи ремесленника). И у колодца ее не встретишь, ибо в Угличе, как и в других городах, каждый из посадских людей обносил свою усадьбу высокой деревянной изгородью, в коей имел не только свою избу, но и двор для скота, огород для лука, чеснока, репы, гороха, свеклы и капусты, небольшой сад, баню, погреб и колодец.
В лавку, за продуктами, или за каким-нибудь издельем, девушек тоже не выпускали. Ходил сам хозяин или, в редком случае, его супруга.
Трудно было Андрейке, сыну Шарапа, углядеть Полинку, дочь Вешняка. И всё же посмотреть на девушку ему удавалось. В десять часов утра по пятницам, субботам и праздничным дням угличане ходили в церковь к обедне103. Полинка всегда шла в сопровождении отца и матери.
Всю службу, не забывая креститься и отбивать поклоны, Андрейка,
«Какая же она пригожая. Загляденье! На нее все слободские парни глаза пялят. А Полинка ничего не замечает… А, может, стать с ней рядом и коснуться ее руки? Весь Углич просмеет. Мужчина встал на женскую половину! Срам-то какой. Что он - ума рехнулся! Но как же с Полинкой заговорить? Как высказать, что у него на душе?»
Как-то заикнулся о девушке отцу, но Шарап в ответ лишь рассмеялся.
– Эко жеребца приспичило. Ты что, женишок, порядка не ведаешь? У меня еще большак в холостяках ходит. Знай свой черед.
Большаком был старший брат Юшка.
– Да он и не думает жениться. Как подался в ямщики, так и про девок забыл.
– Не забыл!
– строго прикрикнул отец.
– Надумал Юшка отделиться, а для этого большие деньги нужны. Одна изба чего стоит. Обожди годика три.
– Пока я жду, Полинку сосватают. Другой же мне никого не надо.
– Ты это с кем надумал спорить? Аль я уж тебе не отец, не хозяин в доме?
Отец был суров, поперек слова не скажешь. Он, первый гончарный мастер в Угличе, считал себя человеком зажиточным, его изделия брали нарасхват. Пришлось Шарапу взять двух подмастерьев, дела и вовсе пошли в гору. И чем больше отец преуспевал, тем всё строже был в семейной жизни. Своему старшему сыну он давно бы дал денег на новую избу и приусадебное обустройство, но и полушкой не поделился, хотя и не был скупердяем.
Молвил:
– Коль ты, Юшка, отделиться задумал, сам добывай деньги. Вот и узнаешь, как дается копеечка. Трудовая денежка всегда крепка. А с мошной - и дурак хоромы построит.
Суров, суров был отец. А вот в матери своей Андрейка души не чаял. Ласковая, покладистая, заботливая. Одно худо: отца пуще огня боится, в любом деле ему потакает. Да так уж заведено на Руси: добрая и покорливая жена - венец мужу своему.
Для исторического кругозора читателей необходимо прямо и откровенно сказать, что в семейных отношениях русичей господствовал деспотизм главы семьи. Под влиянием византийских церковных воззрений женщина считалась существом, стоящим ниже мужчины. Проявить открыто явное уважение к женщине или даже вступить с ней в длительную беседу считалось для мужчины предосудительным (!).
Подобное отношение к женщине находилось в полном соответствии с теми духовными поучениями, в коих внушалось, что женщина - это есть, созданная для прельщения мужчин белизной лица, очами, женской красотою. Церковные книжники и попы на своих проповедях настойчиво поучали:
– Не помысли о красоте женской и не возводи на нее очей своих, да не погибнешь от нее. Беги от красоты женской невозвратно, яко Ной от потопа… Не гляди на жену многохотну и на девицу красноличную; отврати лицо свое от жены чужой прекрасной…