Углич. Роман-хроника
Шрифт:
Правитель называл Житницкую улицу «мятежным скопищем» и ждал удобного случая, чтобы его уничтожить.
Михайла Федорович явился к Петру Шереметьеву (как и к Милославскому) под видом калики.
– Ни за что бы, не признал тебя, князь, на улице, - рассмеялся Шереметьев.
– В таких-то лохмотьях? Вот до чего довел родовитых людей Бориска.
– Скажи спасибо, сродник, что в живых остался. Сколь именитых бояр отравлено,
– Истинно, Петр Никитич.
Михайла Федорович поднялся из кресла и ступил к лавке, на коей лежала его каличья сума.
– С подарком я к тебе, боярин. От царицы Марии Федоровны.
Нагой вытянул из сумы темно-зеленый ларец и протянул его Шереметьеву.
– Тяжеленький. Да как же ты, сродник, не побоялся пронести сей дар? Всюду стрельцы да ярыжки рыскают. Смел же ты.
– Да никакой смелости не надо. Калик по древнему обычаю не обыскивают, да и не безопасно: не проклял бы со зла… Вскрывай, Петр Никитич.
– А это не подарок Ивану Грозному?
– пошутил Шереметьев.
– Нашел чего вспомнить.
В 1581 году, во время Ливонской войны, в Кремль, во дворец государя прибыл гонец Моллер от польских воевод для переговоров. Он привез с собой в подарок изящный, художественно отделанный ларец, кой представлял собой довольно большой, увесистый ящик.
– Отчего такой тяжелый?
– спросил Иван Васильевич.
– Ларец наполнен золотом, - ответил Моллер.
Подозрительный царь отнесся к подарку с осторожностью.
– Что-то ваши жадные ляхи на сей раз не поскупились, - насмешливо произнес Грозный.
– Добрый мир - дороже пуда золота, ваше величество, - поклонившись, сладкозвучно проговорил Моллер.
Иван Васильевич со всех сторон оглядел ларец и приказал:
– Позовите мне Кириллку Данилова.
(Источники именуют Кириллку «ларцы отпирающим»). Мастер, обследовав ящик, молвил:
– Хитрая штуковина… Ты бы вышел, великий государь.
Впервые в жизни Иван Грозный без раздумий выполнил совет холопа.
Кириллка с превеликой осторожностью умело снял крышку и изумился. В ящике лежал пуд зелья (пороха) и 24 фитильных ружья. Каждое ружье было заряжено, к крышке же приделано было особое приспособление - колесо с кремневым устройством. Достаточно было поднять крышку с «подарка», чтобы вступил в действие кремень, взорвался порох, и разрядились ружья.
Великого государя всея Руси не стало бы за три года до его смерти.
Моллер
– Вскрывай, вскрывай, Петр Никитич. У Марии Федоровны нет надобности тебя убивать.
– Но она прислала орудие убийства, - вынув из ларца пистоль, произнес Шереметьев, залюбовавшись отделкой огнестрельного изделия.
– Хорош, хоть и с явным намеком. Ну и Мария Федоровна… И ты думаешь, Федор Михайлович, что этот пистоль может пригодиться?
– Изрядно подумать надо, Петр Никитич. Не ведаю, как ты, но я готов растерзать Бориску!
– с запалом проговорил Нагой.
– Верю тебе, князь. Борис всю вашу семью унизил. Но убить его не просто124. Годунов наводнил Москву своими соглядниками. В каждом боярском доме есть его человек.
– Даже в твоем?
– А то, как же. За каждым недоброхотом Годунова доглядывает один из его дворовых. У меня десятки холопов и я наверняка ведаю, что один из них куплен Бориской.
– Не догадываешься?
Шереметьев отрицательно покрутил головой.
– Все они одним миром мазаны. На Москве редкость, чтобы холопы были преданы своему господину. Мыслишь, у тебя в Угличе лучше?
– Ране было урядливо, о каких-либо доглядчиках и разговору не заходило. Ныне же в Угличе появился ставленник Годунова, дьяк Битяговский. Зверь-мужик, всё вынюхивает да выискивает, в дела Углицкого двора свой нос сует.
– А тебе не кажется, Федор Михайлович, что сей дьяк тебя спохватился?
– Поди, спохватился, но я хоть и в опале, но волен разъезжать по всему Углицкому княжеству.
– Волен-то, волен, но я хорошо ведаю сего дьяка. Хитрого да лукавого на кривой не обойдешь. Битяговский может тайный сыск учинить.
– Пока он сыск ведет, на троне может царевич Дмитрий оказаться.
– Так быстро?
– Ты знаешь, Петр Никитич, коль за эти дни ничего не придумаем, то я сам убью Бориску.
– Каким образом?
– По пятницам Бориска ходит молиться в собор. Я, как нищий, приду на паперть, а когда Годунов выйдет из храма, я выстрелю в него из пистоля. Выстрелю наверняка, в грудь. Подойду к нему за подаянием и сражу его наповал. Я изготовил заряд, кой и медведя свалит.
– Но ведь и тебе тогда конец, князь.