Угловой дом
Шрифт:
В моих ушах сквозь гудящую улицу звучали вчерашние песни.
Молодой парень, повесив на шею транзистор, медленно шел по улице. Я уловил мелодию, пойманную транзистором, в которой были смешаны печаль и торжественность. Мелодия, поглощая грохот и шум, поплыла над гигантским городом.
Праздник картошки*
Пер. М. Давыдова
Памяти сестры
В чистом небе властвует солнце, ничто не напоминает о давно наступившей осени, невдалеке синеет еловый бор, и лишь иногда от внезапно набежавшего холодного ветерка
Мы едем собирать картошку. Мы — это я, моя жена, мой сын, моя сестра.
В колхозе урожай собран, сегодня начали копать на своих участках. Из города прибывала подмога — родственники, друзья, друзья родственников и родственники друзей. Из Москвы шли переполненные автобусы, в таком же приехали мы, с трудом оберегая огромные апшеронские арбузы, которые везли в подарок хозяевам.
Картофельная полоса тянулась между двумя порядками домов. Землю то отдавали в индивидуальное пользование, то отбирали. И в те годы она стояла пустая, неродящая. Теперь на ней белели платки и рубашки, на делянках кипела работа.
Наш хозяин, колхозный монтер Василий Петрович, с обветренными коричнево-красными лицом и кистями рук и совершенно белым телом, выглядывавшим из бледно-зеленой майки, руководил своей семейной бригадой.
Мы сразу же подключились к делу.
Я встал на межу и обхватил прохладный, отлакированный прикосновением многих рук черенок лопаты, воткнутой в землю, и потянул к себе. Острие заблестело на солнце. Лопата мягко вошла в рыхлую коричневую землю, подхватила картофельный куст и, обрывая тонкие белые корешки, опрокинула его на соседнюю межу клубнями вверх. Каждый раз при виде выглядывающих из-под земли продолговатых или круглых, крупных или мелких, темно-розовых или желтых клубней, цепляющихся за мясистые плети тонкими нитями, я чувствовал удовлетворение и азартно шел к следующему кусту. Будто вступил в игру с землей, легко находя нехитро спрятанные ею по простоте душевной плоды ее. Или забыла, что я сам весной прятал чуть вялые клубни в эти ее тайники? Хоть и знал я заранее, что она приготовила мне, интерес мой к игре не ослабевал, и желание опрокинуть куст и увидеть новые клубни росло. Иногда острое лезвие лопаты врезалось в картофелину и надвое рассекало ее, и тогда на чуть влажноватой темной земле блестела белая сочная плоть клубня.
Я не мог не уступить желанию потрогать клубни, и поэтому, оставив лопату в конце отрытой мною гряды, вернулся к началу ее и, взяв ведро, опустился на корточки, и мои руки погрузились в слегка подсохшую, заветренную землю.
Приподняв куст за ботву, я слегка встряхивал его, обирал плети и бросал картошку в ведро, потом выбирал руками все, что осталось, из самой лунки, очищая клубни от налипших комьев.
Земля, чтобы изумить меня, иногда шутила, и тогда в мои руки попадали странные клубни: то огромный нос с горбинкой, то цыпленок, то заяц ушастый, то просто человеческое лицо. И, как будто продолжая мои мысли, мне крикнул с другого конца делянки сын:
— Посмотри!
И побежал, перепрыгивая через грядки.
— Целая семья! — он показал мне три сросшихся клубня. — Этот большой — ты, вот это — мама, а самый маленький — я.
Ну вот, и мне перепало от шуток природы…
Наполненные ведра высыпали на утоптанную площадку у забора. Картофельный холм рос на глазах. По мере того как картофель высыхал, жена Василия Петровича — Анна Михайловна сортировала его: в одни мешки шел самый крупный картофель, в другие — средний, в третьи — самая мелочь, на корм скоту. Мешки полнели, выпрямляясь, росли и, как братья, опирались плечами друг на друга. Из мешковины выпирали
Василий Петрович укладывал мешки с крупной картошкой в одноколесную, с высокими бортами тачку и, с натугой толкая ее перед собой, вез сначала вдоль забора, оставляя на тропинке глубокий след, затем по асфальтированной дорожке к дому. В квадратное отверстие в кирпичном фундаменте дома были вставлены две широкие доски, уходившие в подпол. Василий Петрович стаскивал мешок с тачки, развязывал его и, засунув в пасть подпола, ссыпал картошку вниз; скатываясь по доскам, картофель не бился; семенной картофель, не крупный, ссыпали в другое отверстие в отгороженную часть подпола.
Мой сын устраивал себе частые перемены в работе: подбегал ко мне, помогал матери и тете, вертелся возле младшей дочери хозяина — шестнадцатилетней Ларисы, то что-то рассказывал Анне Михайловне или шагал рядом с Василием Петровичем; то оказывался в дальнем конце участка, где собирала картошку старшая хозяйская дочь Василиса, и относил наполовину заполненное картофелем ведро к Анне Михайловне; то вместе с приятелем Василисы, высоким худощавым парнем, работавшим с нею на одном заводе, стаскивал с межи на дорогу ботву, которую потом сожгут. Василий Петрович говорил, что назвал дочь старинным редким именем, чтобы оставить память о своем.
Стояла тишина. Все работали молча и сосредоточенно. Нельзя было терять ни минуты этого погожего, сухого дня.
Я облизывал соль на губах, рубашка прилипла к спине. Я перевалил за вершину усталости и уже не чувствовал ее. Потерялось ощущение времени, мне работалось легко, и только давал о себе знать голод, сосущая пустота внутри. С каким бы удовольствием я съел сейчас ломоть от буханки свежего черного хлеба! Хорошо бы круто посыпать его солью, а еще лучше — намазать маслом, а присыпать солью поверх. И уж совсем неплохо есть его вприкуску с зеленым или нарезанным кольцами репчатым луком. Поешь — и приложишься губами к запотевшей кружке с холодной колодезной водой. Край кружки обжигает губы, и прохлада вливается в тебя. Выпьешь, глубоко вздохнешь и, если не почувствуешь себя в раю, скажи, что я лгу…
Не помню, когда мы кончили работать, как я достал из колодца бадейку воды, чтобы мы могли умыться, — я очнулся за широким столом, посреди которого дымилась в большом закопченном чугуне картошка — белая, рассыпчатая.
Начался праздник картошки.
Когда только успели женщины приготовить столько кушаний из картошки! Картошка, жаренная на свином сале, картошка с луком на подсолнечном масле, нарезанная кружками, кубиками, соломкой. Высящиеся горкой на блюде румяные оладьи — «дранки» из тертой картошки, картофельные пирожки с грибной начинкой…
К картофельным кушаньям шла разнообразная закуска на любой вкус: малосольные и соленые огурчики, густая сметана в глиняном горшке, селедка в кольцах лука, отварная холодная телятина, нарезанная добрыми ломтями, тертая редька; у каждой тарелки лежали пучки зеленого лука с росинками воды на перьях.
Все набросились на еду, нахваливая картошку.
И тут пришли новые гости.
Первой в комнату вошла племянница Анны Михайловны с тщательно уложенной прической из редковатых светлых волос, в модном плаще и покрытых бисером босоножках. Она сняла свой плащ и аккуратно разложила его на высокой, застланной белым покрывалом хозяйской постели. Приятель Василисы придвинул стул, и она села рядом с ними. И только тогда в дверях появилась сестра Анны Михайловны — Альбина Михайловна, знакомая нам еще с прошлого лета. Отдуваясь, с трудом неся свое грузное тело и ни на кого не глядя, она прошла и села во главе стола на место Василия Петровича, который принес себе стул с террасы. Альбина Михайловна поправила очки в тонкой металлической оправе и брезгливо отодвинула тарелку Василия Петровича.