Угроза вторжения

Маркеев Олег Георгиевич

— Настюха, а ты с детства по утрам ворчишь, или только со мной начала?

— Успокойся, с детства. — Она потянулась, сладко, как котенок, прищурившись. Халатик распахнулся. — Глаза сломаешь! — Она прижала разъехавшиеся в стороны полы. — Следи за кофе, а я в душ.

Вернулась посвежевшей, теперь в глазах, как обычно, играли бесенята.

Виктор успел разлить по чашкам кофе и приготовить бутерброды.

— Хозяйственный ты у меня мужик. Жалко, поздно это выясняется. — Настя с ногами забралась на Угловой диван.

— Все веселишься? — Виктор присел на

шаткий табурет, спиной к гудящей комфорке.

— А ты все страдаешь, доктор Фауст? — Настя отхлебнула кофе, закинула руку, нашла на полке пачку сигарет. — Будешь?

— Буду. У меня свои.

— Вот ты мне объясни. — Настя с наслаждением затянулась первой за день сигаретой. — Есть колбаса «Докторская». А почему нет сигарет «Санитарских»? Или водки «Акушер»?

— Не знаю. Что ты такая дерганая? Извини, я свалился, как снег на голову… Ты не одна? — Он кивнул на дверь спальни.

— В принципе или в данный момент? — Настя вскинула голову, и нерасчесанная прядка упала на лоб.

— В данный момент.

— Одна. А остальное тебя не волнует?

— Абсолютно.

— Хм. — Она наморщила носик. — Даже обидно. А у тебя как с медперсоналом?

— Этот этап уже закрыт. Мы с Мещеряковым ушли с острова.

— Бросили бедных психов на произвол судьбы?

— Нет. Клинику закрыли. Нет денег. Больных разбросали по району.

— А вы?

— Мы сидим в одном концерне. Здесь, в Москве.

— А там психов много?

— Там денег много. — Он достал из кармана конверт и положил перед Настей. — Потом посмотришь.

— Что там? А-ха! — Она приоткрыла конверт и неожиданно поджала губы. — И много?

— Полторы тысячи долларов. — Виктор опустил глаза. — Только без твоих дурацких выходок, я прошу. Возьми. У меня они не последние, а тебе пригодятся.

— Спасибочки! — Настя бросила конверт на подоконник. — А хорошо вы подкормились, как я погляжу. Сразу обратила внимание, изменился. Нет, ты всегда одеваться умел. Но сейчас что-то другое. Уверенность в себе какая-то, будто миллион выиграл. У баб на таких везунчиков нюх, ты учти. И много сознаний уже расширили? План, я надеюсь, выполняете? Опять у нас в животе будет пусто, зато сознание — впереди планеты всей?

Виктор грустно усмехнулся. Взгляд, как всегда, когда он начинал говорить о своем, сделался пустым.

— Вся проблема, Настя, в том, что все делаешь исключительно для себя. На кого и за что ты работаешь — не важно. Все, что ты открываешь, ты открываешь в себе и для себя. Мудрено? — встрепенулся он.

— Нет. Нормальный эгоизм, — пожала плечами Настя.

— Ты не права. Это тенденция. Сначала наука была элитарной и пыталась познать все. Потом наступил век Просвещения, когда попытались научить мыслить всех. Помнишь: «Мыслю — значит существую»? И пытались познать тайну коллективных состояний. Отсюда — и великие стройки, и марши у Бранденбургских ворот. — Он не глядя вытащил сигарету из пачки, прикурил. — А теперь век индивидуализма. Доступны практически любые знания, возможности для саморазвития — безграничны! И индивид должен познать сам себя, используя всю мощь

науки и техники. Иначе какой в них смысл?

— А какой в этом смысл? — Настя зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Смысл в том, что круг замкнется, когда вновь объединятся просвещенные. Для них не будет индивидуальных тайн, они уже их раскрыли. Для них не будут загадкой коллективные состояния и психология масс. Потому что это элементарная физика хаоса, не более того. И посвященные вновь сделают науку тайной. А все тайны мироздания можно будет вновь описать в одной Книге: вопрос — ответ, символ — толкование, все просто и понятно, для умеющего понять. Вот и весь смысл.

— Ни фига не понятно, но сердцем чувствую — здорово! Дашь потом эту книжку почитать? Как бывшей жене. — Настя отвернулась к окну. — На улице холодно?

— Очень. Кстати, верни мне тетради.

— Какие? А, тот бред! Можешь забирать. Ой, стоп! Придется подождать. Папка уехал, а тетрадки у него в сейфе. Виктор, не горит же, да? Подожди недельку.

— Подлиза!

— А ты чокнутый! Только такой фанат, как ты, может припереться без звонка в такую рань и парить мозги. Уточняю, одинокой даме. Мамочка адресок дала?

Сразу же после развода Виктор уехал в клинику под Заволжском. Обменом двухкомнатной квартиры пришлось заниматься Насте, в отместку за это решила не давать свой новый адрес.

— Допустим.

— Ладно, я ей тоже какую-нибудь гадость подстрою.

Она допила кофе, перевернула чашку, поставив на блюдце вверх дном. Вздохнула и с тоской посмотрела за окно, где ветер хлестал по промерзшим ветвям тополя.

— Насть, мы же не чужие, так? — Он накрыл ее пальцы своей ладонью.

— Ой, только не начинай!

— Но должны же нормальные люди друг другу помогать.

— Теоретически, — ответила она, не поднимая головы. — Тут один папин друг помог. Сидел, глазами умными хлопал, кивал, как китайский болванчик… Потом сгинул, топливо истратив. Вот и верь после этого людям. Только на себя надо рассчитывать, тут ты прав. — О том, что благодаря Белову познакомилась с Дмитрием, решила не упоминать. Виктор даже в супружеские годы ревностью не страдал. Но его профессиональная привычка лезть в душу по малейшему поводу Настю раздражала. Чувствовала, что за этой показной сострадательностью стоит голый медицинский интерес, а быть подопытной мышкой не хотела. Даже подружке небезопасно плакаться в жилетку, а врачу — тем более, хоть он и муж.

— С чем не клеится, с работой или с личной жизнью? — Виктор убрал руку, и голос изменился, появились фальшивые нотки. Так уставший врач спрашивает очередного посетителя: вежливо и участливо, но без сердца.

— О, личная жизнь бьет ключом! А толку? Не вставать же к плите, если вдруг с работой что-то не получилось.

— Да, к плите тебе рановато. А хочешь, помогу? Использую служебное положение в личных целях.

— Витя, на молодых санитарках оттачивай свое обаяние. Я уже свое отработала. Ей-богу, в следующий раз выйду замуж за автослесаря! И прост, как гаечный ключ, и денег больше приносит.