Угроза вторжения
Шрифт:
— Я серьезно. Вот ты не веришь, а деньги нам же зря платят…
— Откуда мне знать? Вы же горазды мозги пудрить, Фрейды-Юнги несчастные.
— Ты в мою ересь не меньше меня веришь. Иначе не поехала бы на остров.
Она повернулась, посмотрела ему в глаза.
— Чего ты хочешь?
— Помочь. Погадай сама себе. — Он перевернул ее чашку. — Смотри на кофейные каракули и жди, когда в сознании вспыхнет яркая, как сон в детстве, картинка. Не пытайся ничего придумать. Просто смотри. И увидишь то, что хочешь увидеть.
Он положил горячую ладонь ей на затылок, чуть пригнул голову. Настя попыталась сопротивляться,
Сделав над собой усилие, она разогнала пелену, застилающую глаза, и отчетливо увидела черно-коричневых пляшущих человечков… Потом они исчезли, растворившись в мягком белом свете. И тогда, как на экране в кино, она увидела дом, стоящий на краю поселка. Почерневшие от времени доски стен. Остроконечную башенку на крытой железом крыше…
Кротов, кутаясь в грубой вязки тяжелую кофту, сидел на веранде. Пустыми глазами смотрел на чашку, стоящую на столе. Облачко пара медленно поднималось над черной жидкостью. Кофе. Она ощутила его густой горький аромат. Кротов тоже потянул большим носом, поморщился и что-то пробормотал.
Вошел Журавлев. Погладил себя по свежевыбритым щекам. От него пахло горько-острым одеколоном.
«„Айриш Мус“, — подумала Настя. — Отцу такой привозили друзья. Очень им дорожил. А мама знала, как этот запах действует на женщин, и ревновала… Глупые, нельзя жить рядом и завидовать успехам другого…»
Неприкасаемые
Журавлев погладил себя по свежевыбритым щекам.
— Как я вам, Кротов?
— Спросите у Инги, это по ее части. Мне с вами не целоваться. — Кротов уткнул нос в воротник.
— Не с той ноги встали? — Журавлев налил себе кофе. — Давно здесь мерзнете? Может, пойдем в дом? Там теплее…
— Там лучше слышно. — Кротов оглянулся на дверь. — Инга где?
— На кухне.
— Тогда садитесь рядом. Есть разговор. Журавлев пересел поближе, выложил на стол тяжелый портсигар.
— Учтите, дымить буду.
— Да на здоровье! — Кротов слабо махнул рукой. — Вас Гаврилов без бороды не видел?
— Я же только что… Слушайте, Савелий Игнатович, в чем дело?
— Неспокойно на душе. — Кротов похлопал себя по левой половине груди. — Жмет что-то. Сегодня мы взломаем депозитарий банка. Осталось получить от Ашкенази номера счетов, вычистить их до последней копейки, и Гога перестанет существовать. У него не будет ни банка, ни товара, ни канала на Кавказ. Я долго ждал этого дня. Но не поверите, сейчас хочется, чтобы он жил. Чтобы метался, искал выход… Месть не может быть сиюминутной. Ею надо успеть насладиться. Но его сожрут. Льва, ставшего слабым, загрызают шакалы.
— Да будет вам, Кротов. — Журавлев прикурил сигарету, поморщился от дыма, попавшего в глаза. — На этом ублюдке свет клином не сошелся. Думайте, как и чем вы будете жить дальше.
— Я это все утро и делаю. Если честно, то уже не одну ночь. А вы уже решили, что будете делать через неделю?
— В общих чертах, — бодро кивнул Журавлев.
— Хотите угадаю?
— Попробуйте.
— Вы будете лежать где-нибудь в лесочке. Надежно присыпанный землей. А в голове у вас будет маленькая дырочка. Угадал? — Кротов слабо улыбнулся.
— Что с вами такое, ей-богу!
— А с вами?! Я надеюсь,
— Так, Кротов, давайте разберемся…
— А я что делаю? Поверьте, Кирилл Алексеевич, моему опыту. Если вас сразу не попытались кинуть, то это либо глупость, либо расчет. Ждут, когда сумма «прокида» увеличится. А сейчас именно такой момент, когда могут и обязательно попытаются кинуть. Уж я-то такие дела чую за версту.
— Не думаю, что Гаврилов на это пойдет. Зачем это ему?
— Гаврилов не хозяин, и вы это знаете лучше меня. Это попка-дурак, за которым скрывается, как я думаю, весьма влиятельная персона. Не спрашиваю, кто он, вы же не ответите, так? Ну и ладно. Спрошу как человека, который раз в жизни решил выгадать хоть что-нибудь для себя. Желаете остаться в дураках или попытаться получить свое?
— Продолжайте, я слушаю.
— Прекрасно! — Кротов недовольно поморщился и стал похож на старого ворона, мерзнущего на ветру. — Я исхожу из того, что вы человек умный. Вы же не додумались рассказать Гаврилову о нашем договоре. Старый Журавлев наверняка бы побежал докладывать начальству, как он удачно втерся в доверие к матерому цеховику. А тот, что сидит передо мной, этого делать не стал. И это большой плюс. Второе, у вас прекрасное оперативное мышление. Подумайте, если Гаврилов, сам или по команде, решит рубить концы… Сколько проживет ваша семья? Не будет же он их от щедрого сердца всю жизнь содержать. А не дай бог начнут вас искать… У блатных это называется «быть в залоге». Так вот, Журавлев, вы семью отправили не за бугор, а прямиком в залог.
— Гаврилов никогда на это не пойдет.
— Вы меня пытаетесь убедить или себя? — жестко бросил Кротов. — Нас всех пустят под нож, можете не сомневаться. Выход один — сыграть свою игру, взять сколько сможем — и свалить.
— Куда? Вы не знаете, как они умеют искать. — Журавлев ткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую.
— Свои деньги я получу через Ашкенази. Ему можно Верить. Пока. Больше раза в год он не предает. Потом нам понадобится надежное прикрытие. За него потребуют часть денег, надо соглашаться. Деньги в обмен на выезд из страны и тихую жизнь там, где мы выберем. Пропорции нашего договора остаются в силе. Согласны?
— Надо подумать.
— Журавлев, раньше надо было думать! А сейчас надо действовать на рефлексах. Хотите жить?
— Глупый вопрос!
— Вот и не страдайте умственным запором! — Кротов оттолкнул от себя чашку с остывшим кофе. — Чертова баба! Помяните мое слово, яд она мне подаст в такой вот чашечке. Приучила к хорошему кофе. А вам вколет дозу в правую ягодицу. Вы же сами нахваливали ее легкие руки! Вот в момент максимального доверия она и ударит.
— Кротов, вы даете!
— А меня обложили, Кирилл Алексеевич! Со всех сторон. И так уже много лет. Я даже забыл, что такое жить по-человечески. Все жду, когда же дадут команду. Гадаю, кто ее исполнит. Шарахаюсь от любого проявления доброты. Потому что боюсь расслабиться, и тогда они ударят.