Уха в Пицунде
Шрифт:
— Отрезали ноги цыгану.
Василь достал из мешка консервы, сахар, хлеб.
— Обе ноги до колена. Сына нету?
Баба Наталья, будто не расслышав, бегом кинулась в сени.
— Боится про сына, — подмигнул Василь Ивану. — Ничего, нам ее сын не нужен.
Иван, мало что понимая, пожал плечами.
Баба Наталья принесла наполовину заполненную кварту, кусок пожелтевшего сала, три луковицы:
— Голодно у нас…
— Ничего, все, что на столе, тебе останется, — налил в два стакана мутную самогонку Василь. — Ну, нехай
Торопливо закусили, Василь налил еще раз:
— У православных три чарки надо.
Баба Наталья дрожащими руками поправляла черный платок, все пыталась что-то сказать — и не решалась. Выпили по третьему разу, Василь закурил, стараясь не смотреть на хозяйку. Корневич встал и открыл окно, высунулся из него, наверно, запьянел.
— Ну, баба, — поднялся Василь, — докладывай.
— Шо?! — испугалась та.
— Называй, кто выдавал наших.
— То я ж не знаю… Мало шо люди языками мололи…
— И Мельниченки не знаешь? Того самого, что в хлев приходил?
— Чому, знаю… — опустила глаза баба Наталья. — Его сын старший был в полиции. И сам…
— Где живет?
— За сельсоветом третья хата, рядом две спаленные, а его уцелела… Кинь, на шо он тебе! Сын с немцами утек, то он с невесткой остался. Кинь, нехай его совесть заедает…
— Такого заест… — Василь завязал пустой мешок, взял в руки автомат. — Ладно, баба Наталья, не поминай лихом. За старика своего прости. Это ж из-за нас он…
— Все там будем.
— Конечно, все, только одни раньше, другие позже. А кому и помочь надо. Пойдем, Ванька.
Корневич, уже кое-что поняв, качнул головой, будто отказываясь, — и потащился, нога за ногу, следом за Василем из хаты.
Чем ближе к сельсовету, тем больше Василь ускорял шаг. Горело лицо, не понять, от водки это или от жары. Сердце стучало в ушах, кипела в жилах кровь. Не шел — летел.
Где-то сзади спотыкался Иван. Василь ни разу не оглянулся, но знал: никуда Ванька не денется.
Да, все правильно: сельсовет, две сожженные хаты, одна уцелевшая. Вот и тетка навстречу.
— Хата Мельниченков? — не здороваясь, спросил Василь.
— Ихняя… — шарахнулась от него женщина.
Во дворе было пусто, откуда-то потягивало дымком. «Богатые, сволочи…» — охватил он взглядом широкий двор с хлевом и овином, над плетнем тяжело свисали головы подсолнечников, на сотках стена кукурузы.
Сильно прихрамывая от внезапной боли в раненой ноге, пролетел мимо пустых окон к двери хаты. Широко открыл — и кинулся, будто головой в прорубь. В темной хате сразу увидел, как метнулась за занавеску молодая женщина. Но не успел он оглядеться, как молодуха выскочила назад с ребенком в руках, заступила ему дорогу:
— Никого нет!
Ребенок, выхваченный из люльки, сучил руками и ногами, кричал.
Василь молча отодвинул ее, прошел к двери в чистую половину
— Сиди-сиди, голубок, — стал в дверях Василь, уперся руками в косяки. — Не узнаешь, господин Мельниченко?
— Где-то виделись?.. — еще раз попытался тот подняться.
— Сидеть! — гаркнул Василь. — Можно сказать, что и виделись. Не помнишь, как в хлев к бабе Наталье забегал? Десантников ловил? С немцами ты тогда бегал, не помнишь?
И увидел, как задрожали руки Миколы Мельниченки, как побледнело лицо, как шаркнула по полу босая нога.
— Вспо-омнил!.. — удовлетворенно протянул Василь. — А я тогда в закутке прятался, под навозом. Ты вот так в воротах стоял, а я в говне. Не нашел ты тогда меня, Мельниченко.
— Д-дак я ж… не хотел н-найти…
— Дядько, дядько… — стучала Василя по спине молодуха, стараясь проскочить в комнату к свекру. — Пустите!..
— Корневич, убери женщину, — не поворачивая головы, приказал сержант.
Иван, которого не слыхать было, не видать, стал молча отжимать ее в угол. Заходилось в крике дитя, вопила женщина. Василь почувствовал: еще немного, и он не выдержит.
— Поднимайся, — ступил он в комнату. — Пойдем.
Микола послушно поднялся, споткнувшись о сапоги у кровати, оглянулся на Василя.
— Обуваться не надо.
В углу возились Иван с женщиной, но ребенок, как ни странно, вдруг затих.
— Давай-давай, за хлев, — подтолкнул Миколу в спину Василь.
— Я тебе денег дам, солдат, — заговорил во дворе Микола, — много денег! Иди себе своей дорогой, а я тебе золото… На шо тебе моя жизнь, возьми деньги. Чуешь, солдат, золото…
— Иди-иди, сука…
— Мы ж не на войне, солдат, — попытался повернуться лицом к Василю Микола. — Шо было, то было, давай полюбовно… Война кончится, а у тебя золото…
— Становись! — потемнело в глазах Василя. — А кто мне моих хлопцев вернет?!..
И хлестнул короткой очередью из автомата.
Микола, повернувшись боком, сделал маленький шажок — и повалился лицом вниз. Только теперь Василь разглядел, какой это был крепкий, несмотря на годы, мужчина. Желтели на солнце пятки, ветерок шевелил на затылке редкие волосы.
— Иуда… — плюнул себе под ноги Василь.
Не заходя в хату, он вышел на улицу, следом выкатился растрепанный, тяжело дышащий Корневич.
Василь, не оглядываясь, двинулся к мосту, фермы которого хорошо виднелись отсюда. Уже далеко отойдя от хаты Мельниченков, он вдруг притормозил, не слыша за собой шагов Корневича. Чуть повернул голову. Да, сзади никого не было.
— А, разведчик-диверсант?! — усмехнулся он. — Лежишь в канаве и не дышишь? Ну лежи-лежи.
Конечно, проверку на вшивость не все выдерживают. А он отомстил. Мертвые поблагодарят его, живые не осудят. Войны впереди еще черт знает сколько…