Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины
Шрифт:
— Я понимаю, что может чувствовать мужчина, после того как другой мужчина вылизал его жену.
Мики оказался в грудном положении. Глаза его опять превратились в узкие щелочки. Рот сжался. Вероятно, он посмотрел на дверь. Так, как смотрит человек, когда понимает, что оказался запертым в одной комнате с сумасшедшим, а спасателей все нет и нет.
— Я постаралась все это забыть, — вывязывала Элла сложный узор разговора. — Вы забыть не можете. ОК. Я вас понимаю, — говорила Элла, — но я предлагаю вам бартер. Можете меня трахнуть, или я могу вам сделать отсос, прямо здесь и сейчас…
Мики вздрогнул. И опять посмотрел на дверь. Напрасно. Спасатели еще далеко.
— Можете меня вылизать, если хотите. Только оставьте в покое Бориса! Смилуйтесь!
Конечно, сейчас нам с вами легко рассуждать насчет того, что у Эллы тогда просто поехала крыша. Но это сейчас, когда наступил мир, если, конечно, это мир. И если то, в чем мы живем сейчас, действительно мир. Но тогда шла война. Поэтому Элла заплакала. Из ее глаз потекли настоящие ручьи.
— Успокойтесь, —
И опять посмотрел на дверь. Да, полиция на девяти машинах, с включенными сиренами и в сопровождении кареты «скорой помощи» обычно появляется уже после того, как герой сам нанес убийце удар ножом в шею. Они никогда не успевают вовремя. Элла высморкалась.
— Прошу вас, Виктор, скажите хоть что-нибудь! Ответьте мне, Виктор!
Господи Иисусе, вероятно, подумал Мики. Да она же просто сумасшедшая! Однако смотри-ка, какая у Виктора жена! Если, конечно, Мики вообще понял, кто кого в этой истории трахал. Скорее всего, понял, потому что Мики очень сообразительный. Смотри-ка, смотри-ка, ну и жена у Виктора! Потаскушка! Кто бы мог подумать! Вот что, должно быть, промелькнуло в голове у Мики. А может, и не промелькнуло. Кто я такая, чтобы рыться в чужой голове?
— Элла, — сказал Мики, — к сожалению, я не Виктор.
Понимаете? Какой говнюк! «К сожалению»!!! Для Эллы речь шла о жизни и смерти, Элла тогда еще не знала, что Борис все равно попадет в армию и дезертирует, чтобы спастись, и для нее речь шла действительно о жизни и смерти, а Мики вздумал шутить. Да, таковы мужчины. Это сильнее их. Ладно. Про Эллин конфуз лучше не рассказывать. Ее охватила… неловкость. Растерянность. Ее бросило в жар. Она покраснела. Ну, в общем, все, что и должно быть, когда Юдифь входит в шатер, предлагает Олоферну пизду, трахается, отрезает ему голову и только тут понимает, что из окровавленной шеи капает не та кровь. Что это, оказывается, вовсе не Олоферн, а какой-то Томица! Твою мать! Оказывается, эта отвратительная голова в ее руках — голова мудилы Томицы, а не Олоферна! Ну или что-нибудь в таком роде. Похожее. Но! Важно не это. Важно, что Юдифь отправилась домой, а Борис на войну. В тот самый Мухосранск — охотиться на голубей, горлиц и их яйца. Про которых вы думаете, что все было совсем не так. Что они были нашими врагами. И еще вы думаете: «А они с нами что делали?» Ладно, ладно. Не надо вставать на дыбы! У нас демократическое государство. И у меня есть право на неправильное мнение, как сказал кто-то, кажется, Эзоп. Он писал о животных. В частности, должно быть, и о голубях.
ОК. Нам с Кики было очень неприятно, что Борис вляпался в это дерьмо. И еще было неловко, что задницу Кики не обтягивают камуфляжные штаны. Он один в городе не носил форму. Да, нам было очень и очень неловко. Мы даже подумывали о том, чтобы где-нибудь купить Кики за тридцать марок армейский прикид и за сто калашникова, чтобы, когда поедем в Загреб за товаром, чувствовать себя людьми. Но не купили. Побоялись военной полиции. Короче, решили, что лучше ему остаться хоть и презираемым, но живым, чем попасть в программу новостей в виде некролога.
На экране три девушки листают космополитен. Космо. Там моей Аки рассказывают, как удержать Его рядом с собой. Где у Него эрогенные зоны, с какой стороны надо чесать Ему яйца, чтобы Он не ушел, чтобы остался с тобой навсегда. Я вам кое-что скажу. Никто из моих подруг. Никто из моих неподруг. Никто из подруг моих неподруг. Никто из моих знакомых. Никто. Я не знаю ни одной. Ни одной женщины, которая хотела бы удержать рядом с собой мужчину своей жизни. Все мы хотим избавиться от мужчин нашей жизни. Все мы по горло сыты мужчинами нашей жизни. Мужьями с многолетним стажем, ёбарями, женихами, любовниками, интимными друзьями, «приятелями», «хорошими приятелями». Мы устали от мужчин нашей жизни. Мы все мечтаем о мужчинах чужой жизни. О тех, которые моложе, крепче, мягче, теплее, холоднее, одним словом — другие! Чужие, ёб твою мать!
Уже поздно? Или рано? Знаете, что сейчас на экране? Сейчас?! В такое время ночи?! Когда многие люди не могут заснуть?! Бессонница — это болезнь современного человека! В такое время ночи следовало бы показывать что-нибудь, что помогает человеку расслабиться, успокоиться. Документальный фильм об анютиных глазках или о бегемотах. Например, как бегемот спокойно лежит в воде, несмотря на то что не умеет плавать. Но он об этом не думает. Ему наплевать. Если бы мы, люди, лежали в воде, не умея при этом плавать, мы бы уже охуели от фрустрации. Нам бы уже давно понадобился какой-нибудь сраный психиатр. Мы бы уже задали себе сто глупых вопросов! Но бегемот не такой. Ему на самом деле наплевать. Он лежит и смотрит маленькими черными глазками. И все ему по барабану. Это единственное из существ на земле, которое импонирует мне на все сто процентов. Его душевный мир успокаивает мою мятежную душу. ОК. Оставим бегемотов в покое. На экране красная дырка и здоровенный член. Черный. В нее — из нее — в нее — из нее. Почему в порнофильмах здоровенные члены всегда черные? Откуда такая дискриминация?! Неужели белый не могут найти?! ОК. Не стану утверждать, что они попадались мне часто. Но они существуют! Ладно. Этот такой здоровый, что с трудом влезает. Честно говоря, он не черный, а скорее какой-то фиолетовый. Цвета баклажана. И вот теперь скажите мне, пожалуйста, кому это надо?! В такое время ночи! Когда лежишь в кровати одна или, того хуже, — рядом с ним и тебе приходится смотреть, как наслаждаются другие. Да, счастье живет за далекой дверью. Конечно, тебе тоже начинает хотеться чего-нибудь такого. Чтобы
Кики тогда тоже получил повестку. Мы слышали, как это бывает, от других, кто уже вляпался, но слушали в пол-уха, потому что считали, что с нами такого не случится, ведь люди всегда надеются, что оказаться по уши в дерьме могут только другие, а никак не они; короче, мы слышали, что если откроешь дверь, то повестку нельзя не брать. Слышали мы и фразу: «Никогда не открывай дверь!» Повестку всегда приносит знакомый: брат, соседский ребенок, сам сосед. Обязательно кто-то знакомый. Никогда не открывать дверь знакомым?! Что за чушь! Кому тогда открывать?! Только незнакомым? Бред! Короче, все постоянно держали двери на запоре. Тогда повестки стали приклеивать к почтовым ящикам. И такие считались врученными. А если ты ее «не заметил» или если ее кто-нибудь сорвал, то за тобой приходили. Ночью. Когда меньше всего этого ждешь. Поэтому лучше все-таки было открыть дверь. И я открыла. Сосед Томо. Из квартиры рядом с нашей.
— А, это вы! Какие новости? — сказала я.
— Вот такие, — сказало это говно.
Опустим детали. Когда я вошла в гостиную, Кики лежал на диване, смотрел на меня и мотал головой влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо. Он был невменяем. Он слышал разговор в прихожей. И конечно же он знал, что рано или поздно получит повестку. Что это то единственно возможное развитие сюжета, которого следует ждать. И тем не менее мотал головой влево-вправо… Это я уже говорила. И вы это понимаете. Когда тебе пришла повестка, то ты уже не ты. Ты становишься кем-то другим. Каким-то другим человеком, невменяемым, который лежит на диване и мотает головой влево-вправо, влево-вправо… Старые говнюки, которые разносили по соседям повестки, должно быть, получали премиальные за каждого человека. Война! Я расписалась. И улыбнулась. Чтобы старый пердун не подумал, что я не рада, что нам пришла повестка. И не начал вонять, что ему, мол, показалось, что Кики не горит желанием отдать жизнь за Хорватию. Когда все остальные горят. Все, кроме тех, кого мы знаем. А еще я сказала старому пердуну: «Огромное вам спасибо». И тут же про себя пожелала, чтобы его в этот же момент, прямо на месте, сожрал рак или какая-нибудь другая гадость. К сожалению, в наше время все болезни лечатся. И к тому же у этих старпёров очень высокая сопротивляемость. Иммунная система такая, что даже головной боли не бывает. Это я вам уже говорила. Он и сейчас жив-здоров, живет в квартире рядом с нашей. Короче, мы заплатили. Кому и сколько, я не скажу. Кто мне даст гарантию, что сейчас мир? Может быть, как раз в этот момент, именно в этот момент, когда в комнату начинает проникать утро, где-то уже пишут новые повестки! Кики и вам. У Кики есть справка, что он не годен к службе в армии. Но она действительна только для той войны, которая уже закончилась. Если она и вправду закончилась, если это и вправду мир.
На экране Великие Белые Сердца колют тонкими иглами тонкие как прутики черные ручки. Великие Белые Сердца. Они повсюду приходят на помощь — и в Судане, и в Сараево, и в Боснии, и в Нью-Йорке. Повсюду, где над мертвыми ртами кружатся крупные мужи. Гады! Да, помню, это было просто супер, когда на экран вылезли все американские мегазвезды. Когда они пели и говорили по телефонам. Это организовал американский Красный Крест. Когда рухнули «близнецы». Весь доход предназначался в помощь семьям погибших, которых выкопали из-под «близнецов», или родственникам тех, кого уже никогда не выкопают. Тех, кого зальют свежим бетоном. Это было просто супер. Огромный, тяжелый, черный занавес. Горит миллион настоящих свечей. Типа, вся Америка тяжко скорбит и находится в коме и глубоком трауре. Траурные свечи горят и горят. Американские звезды поют и разговаривают по телефонам, а по экрану ползут цифры. Можно кэш, можно карточкой. Можно позвонить Джеку Николсону и спросить его, как дела, парень, или можно просто послать его на хуй. И он все расскажет и все стерпит, только заплати. Набралась гора денег! Гора! Потому что человеческая глупость безгранична. Гора денег в помощь семьям погибших. Гора денег. Только вот эти семьи хуй чего получили. Прекрасный, здоровенный, толстенный, огроменный, причем не цвета баклажана, а белый хуй! Может быть, американцы первый раз в истории человечества получили такой же хуище, какие они обычно раздают по всему свету. Да, это был один из самых счастливых дней моей жизни. Великие Белые Американские Сердца собрали деньги и распихали их по своим карманам. А вы, американские жертвы, можете идти на хуй! Выкручивайтесь как знаете! ОК.