Уходите и возвращайтесь
Шрифт:
Никита подумал, что полковник задремал. Он сбавил скорость — до аэродрома оставалось совсем немного — и повел машину как можно осторожнее, стараясь, чтобы она не прыгала и не виляла по сторонам. Но Жихарев и не думал спать. Он находился в том крайне усталом состоянии, которое свойственно человеку, оставившему позади добрых три четверти дороги и понимающему, что многим надеждам уже никогда не свершиться.
Всю жизнь полковник грезил сыном. Он видел его во сне и наяву, играл с ним в игры, провожал в школу и мечтал о дне, когда впервые проводит в воздух. Но жена рожала только дочек. Жихарев любил их, как можно только любить своих детей, нянчил, баловал, но этот период полного взаимопонимания длился недолго — где-то классе
За неимением своих полковник учил летать чужих сыновей. Среди них попадались всякие. Были романтики, были те, которые шли в авиацию по семейной традиции, хотя с таким же успехом они могли бы плавать или варить сталь, а были и одержимые. Ради них-то и жил полковник, и всю свою энергию и любовь он отдавал этим рвущимся в небо мальчишкам.
Никита подогнал машину прямо к трапу самолета, возле которого в ожидании командира толпился экипаж. Жихарев взял термос с кофе, бутерброды, которые ему приготовила в полет жена, и, уже открыв дверь, спросил:
— В какое училище хочешь поступать?
Никита ответил. Полковник помял ладонью лицо, и губы его сложились в скупую, еле заметную улыбку.
— Я тоже это училище кончал. — Он на секунду задумался. — Теперь оно высшее… Летчик-инженер… Звучит! Это тебе не какой-нибудь воздушный извозчик… Хорошо подготовился?
— Вроде, — неуверенно отозвался Никита.
— Значит, плохо, — сказал полковник. — Когда сможешь ответить: «Хорошо», тогда и поговорим.
…Ребята вышли на улицу. Алик вскинул голову и посмотрел на злополучный карниз.
— Везучий ты. А ведь запросто мог загреметь. Как дважды два. Не страшно было?
— Еле отдышался, — признался Никита.
— И девчонка хорошая… А откуда ты знаешь ее отца?
— Я служил у него.
— А он кто?
— Командир полка.
— Так тебе и карты в руки, — оживился Алик.
— Не знаю, — задумчиво проговорил Никита. — По-моему, наоборот, усложнилась обстановка.
— Думаешь, батя шею намылит?
— Чудак ты, Алик. Загадки хитрые загадываешь, а мыслишь… скучно. — Никита хлопнул приятеля по плечу и рассмеялся. — Так что надо взять от паровоза и кита, чтобы лодка поплыла?
— Неужто догадался?
— Пар и ус. Парус! Правильно?
Алик ехидно улыбнулся:
— А я думал, что все влюбленные глупеют.
ГЛАВА II
Каждый день в училище приносил что-то новое. Это новое не было неожиданностью или каким-то невероятным открытием, со многими вещами Никите приходилось сталкиваться и прежде: видеть, читать, слышать, — но теперь, соприкасаясь с ними, он как-то по-другому воспринимал их, и это рождало в душе постоянное чувство радости и необычного волнения. Так было, когда он залез в самолет, правда, еще не затем, чтобы взлететь, а просто так, пройтись глазами по приборной доске, почитать резкие и повелительные надписи
Так было, когда он впервые принялся укладывать парашют. Шелковый купол, доселе бывший для Никиты обыкновенным куском капрона, неожиданно из средства спасения при аварии самолета в воздухе превратился в хорошего друга, на помощь которого можно было рассчитывать в любую опасную для жизни минуту.
Так было и сейчас, когда шли занятия на тренажере. Курсанты приобретали первые навыки управления самолетом. И неважно, что они поднимали в воздух не настоящую боевую машину, не летали, а всего лишь имитировали взлет, — волнения было не меньше.
Инструктор Баранов обвел аудиторию дружелюбно-насмешливым взглядом:
— Чтобы хорошо понимать музыку, что для этого необходимо?
Этой фразой старший лейтенант всегда начинал практическую часть работы с курсантами. Он был еще молод — сам недавно окончил училище — и тщеславен. По просьбе командования Баранов остался в училище инструктором. Причем не отказывался, как некоторые, а принял предложение с удовольствием — гарнизонная жизнь его не прельщала, а преподавательская работа, роль метра авиации, которую он разыгрывал перед курсантами, была ему явно по душе. Но дело он знал, по-своему любил, и ребята относились к нему с симпатией.
— Как можно чаще ее слушать! — выкрикнул с места Слава Завидонов.
— Правильно, — согласился инструктор. — А что самое главное в подготовке летчика?
— Практика.
— Тоже верно. И потому решающую роль при наземной тренировке пилотов играет тренажер. — Баранов похлопал ладонью по его металлической обшивке. — На нем имитируют условия, с которыми вам придется столкнуться в воздухе. Тренажер по своему оборудованию ничуть не менее сложен, чем самолет, и в такой же степени насыщен электронной и прочей аппаратурой. Необходимо это для того, чтобы воссоздать реальную картину полета, работу отдельных систем, аварийные ситуации — в общем, все то, что необходимо для выработки профессиональных навыков по управлению кораблем. В чем преимущество навыков? Прежде всего в том, что они позволят вам действовать быстро. — Баранов выстрелил вверх указательным пальцем. — Быстро, но не суетясь. Запомните это. У вас выработается определенный автоматизм, который позволит вам работать четко и безошибочно. Понятно?
— Понятно, — сказал Завидонов.
— Ну, а если понятно, давайте попробуем. Садитесь.
Завидонов не спеша забрался в пилотскую кабину. Он улыбался, но чуть подрагивающие губы и напряженно-сосредоточенный взгляд выдавали его волнение.
Никита подружился с ним еще во время экзаменов. Родом Славка был из Приамурья. Отец — потомственный тигролов, часто брал с собой сына на охоту, и эта беспокойная и требующая осмотрительности жизнь наложила на Славку свой отпечаток. На первый взгляд сонный и медлительный, он, за что бы ни брался, почти всегда оказывался первым. Первым он начал бегать и в самоволку. Причем делал это так виртуозно, что заподозрить его не мог не только взводный, но даже ребята.
— Зачем тебе это? — спросил однажды Никита, когда они укладывались спать.
— Понимаешь… — Славка вздохнул и потер средним и указательным пальцами висок. Так он делал всегда, когда попадал в затруднительное положение. — Я от шума устаю, мне иногда просто необходимо побыть одному. Понимаешь?
— Понимаю, — сказал Никита, хотя, откровенно говоря, ничего не понял…
Преподаватель щелкнул секундомером и дал разрешение на взлет. Слава двинул вперед сектор газа, и взлетная полоса на экране ожила и стремительно понеслась навстречу. Никита затаив дыхание наблюдал за линией горизонта. Плавно покачиваясь, она опускалась все ниже и ниже…