Уик-энд с Остерманом (др. перевод)
Шрифт:
Темно-синий «седан» подъехал к дому Таннеров. Таннер поднялся с дивана и, морщась от боли, подошел к окну. Верхняя часть груди и вся левая рука были в бинтах. Так же выглядела и левая нога от бедра до лодыжки.
Из окна Таннер увидел двух человек, которые по дорожке шли к его дому. В одном узнал патрульного Дженкинса — но не с первого взгляда. На этот раз он был не в полицейской форме. Сейчас он походил на типичного обитателя Сэддл-Уолли, на банкира или крупного правительственного
— Они пришли, — крикнул он в сторону кухни.
Выйдя оттуда, Элис остановилась в холле. Одета она была небрежно — брюки и рубашка, — но по выражению глаз Таннер видел, как жена сосредоточенна.
— Думаю, нам надо с этим смириться. Нянечка гуляет с Джанет. Рей в клубе… И я предполагаю, что Берни с Лейлой уже в аэропорту.
— Если они успели вовремя. Остались заявления и бумаги, которые надо подписать. Дик работал не покладая рук как адвокат.
Раздался звонок и Элис пошла к дверям:
— Садись, дорогой. Врач сказал, что тебе не надо переутомляться.
— О’кей.
Вошел Дженкинс со своим спутником. Элис принесла кофе, и все четверо расселись друг против друга: Таннеры на диване, а Дженкинс и человек, которого он представил как Грувера, в креслах.
— Кажется, это с вами я говорил в Нью-Йорке? — спросил Джон.
— Да, со мной. Я представляю Управление. Как и Дженкинс. Он был направлен сюда полтора года назад.
— Вы очень убедительно исполняли роль полисмена, мистер Дженкинс, — сказала Элис.
— Это было нетрудно. Тут прекрасное местечко и очень приятные люди.
— Я думал, что тут обитал «Порванный ремень», — не скрывал враждебности Таннер. Пришло время для объяснений. И он хотел получить их.
— И это, конечно, тоже, — мягко согласился Дженкинс.
— Тогда вам лучше бы все выложить.
— Очень хорошо, — сказал Грувер. — Итог я могу подвести в нескольких словах. Разделять и убивать. Вот предпосылка, на которую опирался Фассет. Положение, которого придерживалась «Омега».
— Значит, это в самом деле Фассет. И я думаю, что он действовал под своим настоящим именем.
— Так и было. За десять лет Лоренс Фассет выказал себя одним из лучших оперативников в Управлении. Предан делу прекрасный послужной список. А затем с ним что-то произошло.
— Он продался.
— Не так просто, — сказал Дженкинс. — Скажем, он изменил свои взгляды и обязательства. Они претерпели чудовищные изменения. Он стал врагом.
— И вы не подозревали об этом?
Грувер помедлил, прежде чем ответить. Казалось, он искал слова, которые никому не причинят боли. Он чуть наклонил голову:
— Мы догадывались… Мы шли к этому постепенно, год за гадом. Перебежчиков
— Но и я попал в чертовски запутанную и опасную ситуацию.
— Можно говорить об уровне опасности, но не о запутанности. Фассет прибегал к различным приемам, манипулируя вами и вашими друзьями. Он был привлечен к операции «Омега» в силу своей репутации. Ситуация оказалась взрывоопасной, а он считался великолепным работником… Мы правильно предполагали, что враг возложит на Фассета ответственность за сохранение «Омеги», чтобы спасти ее от провала. Он одновременно стоял во главе ее обороны и осуществлял охоту за ней. И, поверьте мне на слово, стратегия была хорошо продумана. Вы начинаете понимать?
— Да, — Таннер с трудом вымолвил это слово.
— Разделять и убивать. «Омега» продолжала существовать. «Порванный ремень» в самом деле обосновался в Сэддл-Уолли. Проверка ее обитателей привела к тому, что мы нашли счета в швейцарских банках у Кардоне и Тремьянов. Когда в поле зрения появился Остерман, выяснилось, что и у него есть счет в Швейцарии. Обстоятельства как нельзя лучше играли на руку Фассету. Он нашел три связанные между собой пары, за которыми числилась незаконная деятельность или, по крайней мере, весьма сомнительные финансовые махинации, связанные со Швейцарией.
— Цюрих. Вот почему это слово заставило их так нервничать. Кардоне просто оцепенел.
— У него были для этого все основания. У него и у Тремьяна. Один принимал участие в спекулятивной деятельности брокерской конторы, которую финансирует мафия. Другой оказывал юридические услуги фирмам по торговле недвижимостью, прибегающим к неэтичным методам, — речь идет о Тремьяне как специалисте. Их могло ждать полное разорение. Остерман мог потерять меньше, но ему, как представителю средств массовой информации, обвинение могло нанести сокрушительный удар. Вы лучше меня знаете, как чувствительна пресса к таким разоблачениям.
— Да, — не проявляя никаких эмоций, сказал Таннер.
— Всего за несколько дней Фассет смог так искусно и настойчиво запутать все три пары, что они стали обвинять друг друга. Следующим этапом должны были стать силовые акции. Как только представилась бы такая возможность, подлинная «Омега» уничтожила бы как минимум две пары, а Фассет мог бы представить нам «Омегу» разгромленную. Кто бы мог оспаривать его достижения? Все подозреваемые мертвы. Это был бы… блистательный ход.