Уик-энд

Форд Маргарет

Харри начал кое-что понимать. Она продвигает Льюиса Филда или Беджамена Гардинера. Наверно, Гардинера. Бенджамен был её личным кандидатом на должность хранителя галереи. Харри случайно узнал, что Гардинеру не хватало поддержки в определенных кругах. Ему требовался дополнительный престиж.

– Ты думаешь, что кто-то мог бы опубликовать очерк об этом туре?

– Я не знаю, как все пройдет, - сказала Лайла.
– Я хотела бы привезти выставку в Сан-Пауло, Монтевидео, Буэнос-Айрес, возможно, даже в Вальпараисо. Я надеюсь, что ты найдешь нужный ракурс.

–

Для публикации статьи журналам требуется причина. Это - первый вопрос, который тебе зададут. Почему мы должны сделать это? Тут есть какая-то новизна? Филд этого заслуживает? Южноамериканцы без ума от его картин? Я не знаю.

– Я уверена, что ты способен придумать причину, Харри, и продать её редактору. Ты можешь продать холодильник эскимосам, если воспользоваться старым клише.

Он понял её сообщение. Такова её цена. Следует ли ему назвать вещи своими именами?

– Мы обсудим это завтра, - сказала Лайла.
– Во время пикника.

– Мое внимание будет безраздельно принадлежать тебе.

– Я знаю, что ты в состоянии придумать что-то. Я обнаружила, что все зависит от того, насколько сильно желание.

– Существует ещё везение и внешние обстоятельства, - сказал Харри. Может оказаться, что редактор только что подготовил материал о выставке, путешествующей по джунглям.

– Тогда тебе придется найти другого редактора.

– Лайла, по-моему, мы с тобой понимаем друг друга.

Глава шестая

Спустившиеся облака почти касались озера. Когда Поппи и Рик подошли к двери эллинга, на них упали первые капли дождя. Поппи зажгла свет в прямоугольной гостиной со стеклянной стеной, смотревшей на озеро. За этой комнатой находились две спальни, ванная и маленькая кухня. В самой гостиной стояли диваны в деревенском стиле, бар, каменный камин; на дощатом полу лежал большой шведский ковер.

– На самом деле нам не нужна лампа. Здесь достаточно светло, заметил Рик, опускаясь в глубокое кресло, стоящее у окна.

Капли дождя приятно барабанили по стеклу.

– У меня здесь припасена свеча, - сказала Поппи.
– Мы можем сидеть и смотреть на грозу. Это всегда потрясающее зрелище.

Она слегка скучала. Она никогда не интересовалась Риком - ни как мужчиной, ни как врачом. Он казался исключительно поверхностным и тщеславным. Но в этот вечер у неё не было большого выбора, поэтому она почти радовалась его обществу. Это лучше, чем раскладывать пасьянс. Теперь, когда её ждала бесконечная беседа с ним, она подумала о том, что ей, возможно, следовало предложить посмотреть фильм. Или сыграть в крибидж.

Теперь они оказались здесь, и ей придется играть роль хозяйки. Она направилась к бару, по дороге погасив электрический свет. Свеча заливала пространство возле окна тусклыми красными лучами. Они падали на красивую темную голову Рика.

Каждые несколько секунд вспыхивала яркая молния, на мгновения уничтожая уютный полумрак комнаты. Поппи нашла бутылку "Хейг & Хейг'а" и открутила кран, чтобы налить холодной воды. Достала из холодильника кубики льда. Приготовила два напитка, поднесла

их к окну, протянула один из них Рику и села в кресло рядом с ним.

– Нас зальет дождь, - сказала Поппи.
– Ты не думаешь, что нам следует добежать до дома?

– Я не боюсь остаться здесь. А ты?
– произнес Рик.

Эти слова шли от подсознания, а не от разума. Поппи внушала ему страх. Она была такой недосягаемой, отсутствующей, хорошенькой. Он боялся подобных женщин, потому что знал, что они - это клубок из интриг, железной воли и разбитого эго. Он десять лет беседовал со своими внешне холодными пациентками и знал, что действительно бесстрастных пациенток не бывает. Возможно, бесстрастных женщин вообще. Один Господь ведает, какие чувства бушуют в этой эффектной головке.

– Наверно, мне следовало предложить посмотреть фильм или сыграть в бридж, - сказала Поппи, - но Макс на самом деле хочет только играть на этом чертовом пианино. А Морин любит сидеть и слушать его игру. Поэтому говорить о фильме было бессмысленно.

– Она, вероятно, изливает Максу свою душу, - с сарказмом сказал Рик.
– Хотя он знает её душу не хуже, чем я. Даже после стольких лет. Он может отдохнуть в промежутках между обвинениями и признаниями. В то время как мне редко удается отдохнуть.

– Морин не следовало бросать карьеру, - с уверенностью сказала Поппи, что было для неё необычным, поскольку она редко была в чем-то уверена.

– Почему ты так говоришь?

– У неё слишком много энергии, чтобы до конца жизни сидеть без дела и играть роль богатой дамы. Думаю, поэтому она возится со своими немытыми поэтами.

Он засмеялся. Он сам примерно так же относился к протеже Морин.

– Тебе не нравится, когда женщины покровительствуют искусству?

– Большинству этих бездарных художников и поэтов требуется просто хорошая баня. Она изменила бы их взгляды.

– Почему ты оставила свою карьеру, если считаешь, что женщины должны использовать свои способности и энергию?

– О, я ужасно ленива!

Похоже, она удивилась, услышав его вопрос.

– Мне ни до чего нет дела! У Морин совсем другое отношение. Она, похоже, задыхается. В любом случае я не могла бы работать моделью бесконечно долго. Профессиональная жизнь модели коротка.

– Морин не могла соревноваться в той лиге, в которой она хотела быть. Выступления в концертах и операх требуют от человека многого. Они занимают значительную часть жизни. Для такой работы нужна большая самодисциплина.

– Поэтому ты посоветовал ей покинуть эту лигу?

– Психиатр ничего не советует. Я позволил ей увидеть себя с разных сторон. Она сама сделала выбор.

– Ты говоришь так, словно ты - Господь в Сером Фланелевом Костюме.

– Я стараюсь не разыгрывать из себя Господа. Но делать это соблазнительно.

– Наверно, это увлекательно - слушать рассказы людей о себе.

– Иногда. Многое повторяется, конечно. Ты удивилась бы, узнав, как много людей страдают от одинаковых проблем и приходят к ним почти одним путем.