Уик-энд
Шрифт:
Волны чувственности начали накатываться на Морин. Она перестала плакать и захотела Макса ещё сильнее, чем прежде. Внутри неё выкристаллизовалось твердое решение получить то, что она желала.
– Как превосходно понимал Вагнер природу оргазма, - заметил Макс.
Он уже не беспокоился из-за душевного состояния Морин. Если придут другие, они подумают, что Морин потрясена музыкой. Возможно, это действительно так.
* * *
Студия Харри находилась в заднем углу подковообразного дома. Три её стеклянные стены смотрели на густой лес. Четвертая стена с дверью, ведущей в дом, была обклеена фотомонтажом
В одном из кресел сидела Лайла; её лицо было сдержанным, невозмутимым. Она не знала, нравится ей Харри или нет, и хочет ли она ввязываться в его проект. Она выжидала.
– Выпьешь?
– спросил Харри.
– Нет, спасибо, - ответила она.
– Я не мешаю спиртное с транквилизаторами.
Почему женщины всегда говорят о лекарствах, которые они принимают? подумал Харри. Даже такая деловая женщина, как Лайла, считает нужным сообщить о своих пилюлях и болезнях. Он сам ощутил боль в желудке. Свинина. Свинина, которую подали из-за Макса. Харри всегда чувствовал себя плохо, поев свинины; сейчас у него было явное несварение. Харри охватило раздражение, вызванное свининой, Максом и уязвимостью плоти. Но сейчас не время для раздражения. Он должен быть очаровательным и дипломатичным.
– Ты оставила Макса возле пианино? Я слышу, как он играет.
Приглушенные звуки доносились до них через коридоры большого дома и толстую дверь студии, которую Харри плотно закрыл.
– Он всегда играет?
– Он играет по настроению.
– Надеюсь, что у него есть там аудитория. Я оставил Поппи ухаживать за остальными.
– Максу не нужна аудитория, - сказала Лайла.
– И потом Морин не оставит его. Она липнет к Максу, когда мы встречаемся, точно он намазан клеем. Она по-прежнему любит бедного Макса.
У Харри была особая коллекция фотографий; снимки разделялись между собой листочками вощеной бумаги. Это было попурри, собрание не связанных между собой, но оригинальных, прекрасных, отталкивающих или шокирующих фотографий. Мета Джонс с ножевой раной на щеке (подарок от любовника); ребенок в помойке; обнаженная Грейси Лундквист на спине сенбернара, которого она держала в своем летнем доме под Кеннебанкпортом; Поппи и Рафтон, занимающиеся любовью. Он натолкнулся на этот сюжет совершенно случайно; они явно полагали, что он будет отсутствовать дольше. Однако он вернулся и застал их вдвоем после купания. Их переплетенные руки, ноги, бедра, головы образовывали весьма забавную абстрактную картинку. Ему нравился этот снимок.
Некоторые фотографии появились на свет по счастливой случайности. Мета Джонс оказалась возле двери его студии, когда любовник порезал её ножом и загубил это прекрасное лицо. Харри позвонил врачу, затем сам перевязал её. Естественно, сначала он сфотографировал её. Больше уже не будет серьезных фотографий Меты. Некоторые снимки являлись результатом долгой подготовки, планирования, многолетней осторожной работы. Например, кого срочно вызвала принцесса Фрегона, обнаружив своего последнего любовника в объятиях повара, которому в это время следовало готовить лазанью? У него всегда были наготове камеры для разных видов съемки, цветной и черно-белой. "Сфотографируй их!
–
– Я хочу запечатлеть этот момент. Если он станет все отрицать или забудет, я ему напомню!"
Теперь он выложил эти фотографии перед Лайлой на широком столе.
– Конечно, я всегда был деловым человеком, Лайла, но при этом я художник. Я делал эти снимки из любви к искусству, потому что они говорят мне кое-что о жизни.
Сдержанная, бесстрастная Лайла, посмотрев в упор на Харри, наклонилась, чтобы изучить фотографии.
– По правде говоря, я считала, что тебя интересуют только деньги. Не искусство.
Холодная, высокомерная, богатая стерва, подумал Харри, я бы с удовольствием задушил тебя. Он заставил себя улыбнуться. (В этот момент несварение стало мучать его сильнее.)
– Поскреби любого рекламного фотографа, и ты обнаружишь замаскировавшегося художника.
– Позволь мне рассмотреть все внимательно. Это любопытно.
Она приблизилась к поверхности стола; её черные волосы были уложены безупречно, серьги падали на скулы. Она казалась неприступной, абсолютно защищенной. Он испытал желание ударить её. Потом оно прошло.
– Я собирал эти снимки на протяжении последних десяти лет, - без раздражения в голосе пояснил Харри.
– Порой мне просто везло. Между прочим, эти фотографии никто не видел. Только Поппи, и то далеко не все.
Он видел, что она заинтересована. Она смотрела на фотографию Поппи и Рафтона, лежащих на пляже.
– Кама Сутра, - произнесла Лайла, подняв свои холодные черные глаза.
– Американская версия.
Она посмотрела другие работы и произнесла:
– Поппи - настоящая бродяга. Она непреднамеренно элегантна.
– Именно это качество подняло её на вершину модельного бизнеса, сказал он, желая избежать обсуждения собственной жены.
Лайла выпрямилась, отвернулась от фотографий и села.
– Итак, чего ты хочешь, Харри?
– Я хочу издать книгу. Большую, толстую, роскошную книгу. Которая будет стоить около ста долларов. Возможно, больше. Хочу устроить выставку в художественной галерее. Впечатляющую выставку. Книге необходима грамотная реклама.
– Зажги мне сигарету, Харри, - сказала она.
В её руке внезапно появилась сигарета. Харри не заметил, когда она достала её из сигаретницы. Он извинился за свою невнимательность, за то, что не предложил ей огонь. Он поднес к кончику сигареты стоявшую на столе зажигалку. Этот подарок от президента нефтяной компании был украшен маленькими рубинами.
Он ощутил аромат, исходивший от её волос и шеи.
– Одержимость?
– О, Харри!
– Она улыбнулась.
– Ты разбираешься во всем.
– Она помолчала.
– Думаю, я смогу помочь тебе, - произнесла Лайла после нескольких затяжек.
Харри приготовил себе новый напиток. Он хотел занять себя чем-то.
– Я - это ещё не весь издательский совет, конечно. Я должна буду продать им эту идею. Книга нуждается в финансировании.
– В определенных кругах для неё есть готовый рынок. На самом деле это подарочное издание. Книга для людей со вкусом. Способных оценить утонченность и имеющих для этого время. Не только здесь, но и в Англии, Франции и Италии. По существу, для Парижа и Рима, если ты меня понимаешь.