Уик-энд
Шрифт:
– Макс, поешь крабов. Харри специально заказал их доставку самолетом. Они выглядят восхитительно, - сказала Поппи, кивком головы приглашая Макса в столовую.
– Возможно, я буду есть. Один момент.
Он снова обратился к Голабу.
– Доктор, я бы хотел услышать ваше мнение по одному вопросу. Вы считаете, что возбуждение, вызываемое дорогим спиртным, сильнее и приятнее возбуждения, вызываемого дешевым самогоном? Я думаю сейчас о рядовом алкоголике.
– Я сомневаюсь в том, что существует существенное отличие.
– Какая
– Возможно, вы окажетесь в больнице быстрее, если будете употреблять дешевые напитки, - добавил Голаб.
– О, больницы. Медицинские обследования. Это интересная тема.
– Господи, не дайте ему развить её, - сказала Морин, закатив глаза. Ты шокируешь доктора Голаба.
– Шокирую? По-моему, я не могу его шокировать. Человека, познавшего всю людскую гротескность, слышавшего околесицу, произносимую его коллегами, видевшего леность и бездушие медсестер, ухаживающих за беспомощными, знакомого с алчностью родственников, дрожащих над умирающим...
– Меня трудно шокировать.
– Да. А как насчет вивисекции, доктор? Как насчет очаровательных опытов по перерезанию голосовых связок у лабораторных животных, чтобы они не могли издавать звуки, корчась от боли?
– Мне кажется, сейчас неподходящее время для обсуждения таких вещей.
– А какое время подходящее? Я бы хотел знать, когда нам следует обсудить их. Потому что они потрясают разум любого человека, который не является умственно отсталым.
– Макс, мы хотели провести приятный уик-энд. Ты заходишь слишком далеко. Говоришь, как лунатик с недержанием речи.
– Сколько великих музыкантов были лунатиками? Ты задумывалась об этом? Кое-кто из них был настоящим, заурядным сумасшедшим. Другие имели более сложные проблемы. Например, измученный туберкулезом Шопен и мадам Санд. Великолепная парочка... Чайковский с его любовью с мальчикам... Вагнер с его перманентной эрекцией...
– Кто-нибудь может прервать этот доморощенный самоанализ? взмолилась Морин.
– Меня уже тошнит.
– Накормите его, - предложил Рик.
– Может быть, тогда он замолчит.
Он волновался за Макса, наблюдая все признаки приближающегося нервного срыва, но, похоже, не мог решить, что ему делать, как приблизиться к Максу.
– Послушай, Макс, давай поедим.
Поппи взяла Макса за руку и повела в сторону столовой.
– Рик, возьми тарелку для Морин.
– Думаю, нам следует послать за Лайлой, - заявила Морин, обращаясь к Сидни Голабу.
– Возможно, она сумеет сделать с ним что-то.
* * *
Очень редко отношения между двумя людьми бывают равными, идеально сбалансированными. Харри понимал это. Он сознавал, что в общении с Лайлой был просителем.
Он ощущал в Лайле склонность к сопротивлению, естественную черту богатых. Лайла находилась в скорлупе, панцире. Это придавало её облику жесткость. Однако она была очаровательной. Богатство всегда очаровывает.
Они находились на жаркой солнечной поляне возле пагоды, куда
На шее у Харри болтались две камеры - "хассельблад-500" с цветной пленкой и "кони-омега" с черно-белой.
– Я снимаю не только на цветную, но и на черно-белую пленку, объяснил он Лайле.
– Ты сможешь поместить что-то в газетные статьи вместо тех ужасных снимков, что хранятся сейчас в редакциях. Дорогая, в этом наряде ты похожа на прабабушку Уистлера. Если бы у тебя был жесткий белый воротничок и нафаршированная индейка под мышкой, люди подумали бы, что ты только что сошла с корабля. Ты знаешь, какой корабль я имею в виду.
– Знаю. Ты прав. Но позировать - это такая скука. Тебе известно, что Джеральд Бакстон - ужасный зануда. Я с трудом позировала ему. Не получала от этого никакого удовольствия. Он не знает ни одной сплетни.
– Он не знает ни одной сплетни, потому что никто ему их не рассказывает. Он бы просто их не понял. Он - светский фотограф, который не понимает света. Почему люди ему позируют?
– Это престижно.
– Но почему? Все его женщины похожи на мужчин, а мужчины - на женщин. Неужели люди хотят именно этого?
– Понимаешь, это считается хорошим тоном. Портрет работы Джеральда Бакстона. Люди ждут этого от тебя.
– Конечно, если женщина хочет выглядеть, как огромная глыба, это её дело, - сказал Харри, меняя камеры.
– Просто мне не нравятся мужеподобные женщины. Теперь, дорогая, подумай о чем-то сексуальном.
Она закрыла глаза и подумала о Бенджамене Гардинере. Вряд ли кто-нибудь увидел бы в Бенджамене идеального любовника. Он напоминал неловкого, застенчивого мальчика. Возможно, именно поэтому он нравился ей. Он был очень зависимым от нее, всегда вежливо спрашивал разрешения, желая позаниматься с ней любовью. В отличие от других мужчин, он не принуждал её к сексу или выпивке, когда она принимала транквилизаторы. Она хотела сделать так, чтобы Бенджамен стал хранителем галереи. Он заслуживает этого, подумала она, он такой нежный, славный мальчик.
– Я знаю, что это неудобно, - сказал Харри, - но тебе следовало бы жить с закрытыми глазами. У тебя восхитительные веки.
Если она любит Бенджамена, то почему думает сейчас о Рике Сильвестере? Наверно, потому, что смотрит на эту комичную пагоду. В этой безвкусной пагоде она и Рик... Господи, это было кошмаром. Механические, расчетливые движения, скука. Что находят женщины в Рике? Она не знала ответа.
Она надеялась, что Харри не будет приставать к ней, поскольку теперь они были партнерами по изданию книги. Она не хотела ещё сильнее осложнять ситуацию.