Уик-энд
Шрифт:
* * *
Харри захватил профессиональный энтузиазм: он старался использовать модель как можно эффективнее. Он подумал, что у Лайлы лицо инки. Его черты были слишком резкими, кости выступали чересчур явственно. Черные глаза казались при внимательном рассмотрении жесткими и значительно менее женственными, чем у большинства его любимых моделей. Харри уже встречал этой безжалостный, недобрый взгляд в том кругу, где он вращался. Это была защита Лайлы от людской жадности.
Да, ему казалось, что он понимает Лайлу. Он сам вырос в большом достатке. Его родители владели ткацкой фабрикой, Харри всегда имел все самое лучшее. Его мать обладала
В холле дома его матери стоял письменный стол эпохи Людовика ХVI с бронзовыми украшениями на ножках, который стоил не менее 15 000 долларов, и пара комодов в стиле Людовика ХV, изготовленных в 1755 году в Генуе и купленных тайно в Италии за 5300 долларов. Сегодня их рыночная цена составляла 15 000 долларов. Мать обладала не только вкусом, но и практичностью.
Увлечение экстравагантными вещами вроде пагоды забавляло Харри. Он твердо знал, что плохо, а что хорошо в области вкуса. Он мог не бояться промаха.
Изучая Лайлу, быстро отслеживая изменения её позы и выражения лица, Харри подумал о том, что он, возможно, напрасно растрачивал себя на Поппи. Охваченный стремлением показать Поппи, чего ей недостает, он продешевил. Исправлять это уже слишком поздно. А Лайла, если он имеет в виду именно её, замужем за Максом. И все же он и Лайла могут оказаться полезными друг другу. Это было плодоносным полем для дальнейшего изучения.
* * *
Забавные мысли мелькают в голове человека, когда он позирует. Не связанные между собой или слишком связанные, чепуха и нечто разумное. Они носятся по кругу, догоняя друг друга. Подобное происходит в кресле самолета, на борту яхты, на пляже. Пока ты думаешь, что-то происходит. Это действует успокаивающе. Позволяет мыслям течь свободно. Что-то происходит, а ты можешь не совершать никаких ответных действий. Ты садишься в самолет, укладываешь свое тело под солнечными лучами или, как в этом случае, надеваешь зеленый костюм, распускаешь волосы и позируешь.
Лайла испытывала эйфорию. Не от пилюль, а от сознания, что дела продвигаются без всяких усилий. Похоже, она сможет с помощью Харри обеспечить паблисити для Бенджамена (дорогого Бенджамена, сладкого мальчика) и, хотя она не собиралась говорить об этом Харри, книга фотографий - это именно тот новый проект, в котором она нуждалась. Он выглядел именно так, как надо. И сулил прибыль. Она может позволить себе это вложение средств. Главный вопрос - куда вложить деньги. Культура приносила максимальное удовлетворение в расчете на один инвестированный доллар.
Она начала испытывать к Харри ту же теплоту, какую вызывал у неё Бенджамен. Они оба заслуживали помощи, эти честолюбивые, чистые, мужественные мальчики. Харри не был таким чистым, как Бенджамен, но он принадлежал к другому типу. Однако с ней он держался вполне по-рыцарски. Харри всегда знал, на какой стороне бумаги будут отпечатаны его фотографии. (Она позволяла себе подобные оговорки, будучи страстной любительницей каламбуров. Именно поэтому ей так нравился архитектор Де Сильва. Он постоянно каламбурил. Его жена писала скучные, серьезные, насыщенные сексом книги, и Де Сильва однажды заметил на вечеринке: "Моя
И все же Харри в некоторых отношениях сильно походил на Бенджамена своей энергией, честолюбием и обаянием. Макс тоже был таким, только его обаяния хватало ненадолго. Она вышла замуж за Макса, чтобы помогать ему. Эти маленькие мальчики карабкались наверх. Лайла всегда считала, что они заслуживают наград. Ее деньги были наградой.
Выйдя за Макса, она откусила слишком большой кусок, который не могла прожевать с легкостью. Казалось, он обладал всеми качествами, которыми она восхищалась в мужчине, нуждался в её деньгах и положении. Она решила, что импотенция - временная проблема; он, вероятно, был застенчив. В конце концов все знали о бурной страсти, связывавшей его с Морин. Он просто не мог быть полным импотентом. Однако она ошиблась.
Ее медовый месяц с Максом оказался крайне неудачным. Они полетели в Кернаваку на арендованном частном самолете (это был один из тех редких случаев, когда ей удалось усадить Макса в самолет; он согласился, вероятно, лишь из-за медового месяца). Пилот Ник напоминал молодого Грегори Пека. Пека в его пике, можно сказать. Он был потрясающе красивым и таким уверенным в себе, какими бывают очень красивые мужчины (Какими они становятся, когда стареют и теряют свою привлекательность? Возможно, превращаются в прах, который уносит ветер.) Она пригласила его пообедать с ними в отеле.
Она ожидала, что Макс слегка возмутится по этому поводу, но он, похоже, обрадовался обществу Ника. Теперь она понимала, что он хотел оттянуть ужасный момент истины. Зная то, что она знала теперь, она могла представить, как обрадовался Макс присутствию Ника. Очаровательного, полного желания, мужественного Ника, который почти трахал её за столом, когда они накачивались лучшим шампанским. Лайла ещё не начала принимать транквилизаторы и была способна выпить огромное количество спиртного до того момента, когда она переставала понимать, чего она хочет.
Она помнила, что они произносили весьма изощренные тосты, казавшиеся им тогда забавными. Рука Ника большую часть времени лежала под столом на её бедре. Ник доверительно сообщил ей, что на самом деле он не летчик, а писатель. Он хотел, чтобы она почитала отрывки из его сочинений. Макс говорил о концертных проблемах, о залах, по которым гуляют сквозняки, о невежественных настройщиках - он лишь однажды в Нью-Йорке встретил идеального настройщика; потом Макс принялся рассуждать об операх, в которых видел замаскированные комедии, поскольку считал невозможным принимать всерьез такие сюжеты. Он считал Верди великим юмористом; по его мнению, Вагнер издевался над всеми, создавая своих гигантских богов и богинь "величайших в мире трахальщиков". Нику это не казалось очень забавным. Ник постоянно трахался, но не употреблял в речи это слово.
Обед прекрасно сохранился в памяти Лайлы; ресторан с кондиционером, накрахмаленная белая скатерть с пятнами от сигаретного пепла, дрожащее пламя свечи, лицо Ника, полное желания. А ее? Вероятно, оно выражало ещё более сильное желание. Ник сказал, что они должны пройти в его номер и выпить там еще. Она ожидала, что Макс запротестует, но он согласился.
Они втроем втиснулись в лифт с какими-то седыми людьми. Кто-то упомянул медовый месяц, и седые люди решили, что молодым мужем является Ник, а Макс, наверно, - нечто вроде телохранителя.