Уильям Шекспир — слова символы, как язык иносказания
Шрифт:
Критические дискуссии и заметки к сонету 49.
В строке 3 об обороте речи «cast ...summe», «сбросить ...сумму» критик Эдвард Дауден (Edward Dowden) аргументировал свои доводы: «Закрыть его расчётный счёт и подвести итоговую сумму». (Cf.! S. 2, 11: «sum my count», «просуммируйте мой счёт». — Ed.).
В строке 4 относительно оборота «advis'd respects», «советующее соблюдение» критик Эдвард Дауден (Edward Dowden) предложил ссылку эквивалент образа во фрагменте пьесы: «Хорошо продуманные причины. Cf.! K. J., IV, II, 214: «It frowns more upon humour than advised respect», «Это более осуждает юмор, чем советует соблюденье».
Относительно
В строке 8 относительно оборота речи «reasons of setled gravitie», «поводы устоявшейся гравитации» критик Шмидт (Schmidt) пояснил: «(Поводы для) представительного резерва». (Итак, Делиус; и Бичинг, который отмечает, что это) констатировали использование слова «gravity», «гравитация» у Sh., с другой стороны, Дауден и Рольф подразумевали, а Тайлер, Уиндхэм и Портер явно воспринимали фразу, как эквивалент фразе «advis'd respects», «соответствующего соблюдения» в строке 4, или «lawful reasons», «законные причины» в строке 12, т.е. могло означать «weighty reasons», «весомые причины».
Критик мисс Портер (Porter) предположила: «Страх перед холодными и формальными аргументами звучит в конце каждого четверостишия, как «Against that time», «Вопреки того времени» находящегося парадокса раньше».
(Эта параллель, безусловно, наводит на предположение в пользу второго толкования; а что касается обычного значения слова «гравитация» у Sh., то оно относится скорее к правилам приличного поведения, чем к отстранённому высокомерию, и вряд ли оно может быть здесь. Можно также сравнить с Хукером (Hooker, Keel. Polity, I, X, § 9): «To punish the injury committed according to the gravity of the fact», «Наказать за причинённый вред в соответствии с тяжестью факта». (Цитируется в T.E.D.) — Ed.).
В строке 10 Quarto было написано слово «desart», после редакторской правки последующих переизданий «desert», «пустыня», не зависимо от этого критик Делиус (Delius) предложил следующий комментарий: «Маленькая пустыня или желать находиться в пустыне, то есть пожелание пребывать в уединённом месте». (Для сравнения с рифмой. Cf.! S. 11, 4 и S. 14, 12. — Ed.).
По поводу строк 11-12 он же предоставил своё предположение: «Это касается (странной) идеи о том, что поэт становится обвинителем против самого себя. Cf.! S. 88». (Этот сонет — один из тех, которые лучше всего отражают совокупный эффект структуры из трёх четверостиший. Cf.! S. 52 и 73. — Ed.).
Маккей считал, что этот сонет вводился в последовательность, написанную для предоставления доказательств любви Лестера к королеве Елизавете (предположительно), но та же тема развивается в S. 57—58; S. 62—69; S. 104—107; S. 113—114; S. 118—122; S. 128; S. 140—142. (Nineteenth Century, 16: 256). («Shakespeare, William. Sonnets, from the quarto of 1609, with variorum readings and commentary». Ed. Raymond MacDonald Alden. Boston: Houghton Mifflin, 1916).
Post Scriptum. В 1663 году королевский врач Уолтер Чарлтон (Dr. Charleton & Stonehenge) опубликовал книгу «Хорея гигантум», «Chorea gigantum», «Танец гигантов», или «Самая знаменитая древность Великобритании», в просторечии называемая Стоунхендж, который стоит на равнине Солсбери, возвращённый датчанам, которые утверждали, что этот артефакт был делом рук викингов. Эта уникальная книга является единственной в своём роде из всех редких в библиотеке Наследия. Презентационный экземпляр был подарен его покровителю, королю Карлу II.
Дед Чарльза, Яков I, узнал о камнях в 1620 году, когда останавливался в соседнем Уилтон-хаусе, и попросил своего королевского землемера Иниго Джонса исследовать памятник. В отчёте Джонса, опубликованном посмертно в 1655 году, утверждалось, что Стоунхендж имел римское происхождение и специфически тосканский стиль. Джонс, который побывал в Италии и сам видел римские руины, пришёл к удивительному (и,
Гигантская хорея была ответом Чарлтона на римские притязания Джонса. В первой половине книги описание руин Джонсом сравнивается с находками Уильяма Кэмдена, выдающегося антиквара и топографа, который обследовал это место для своей книги «Британия». Чарлтон присоединяется к Кэмдену, отмечая, что не раз и не два я получал удовольствие от созерцания этой замечательной древности и со всей возможной внимательностью рассматривал её форму, порядок и отдельные части; я всегда замечал, что проект мистера Кэмдена гораздо ближе по сходству.
Затем Чарлтон систематически сравнивает памятник со «множеством нагромождённых огромных камней» в Дании, описанных датским королевским врачом Оле Вормом в «Danicorum monmentorum» (1643). Чарлтон приходит к выводу, что Стоунхендж, должно быть, был делом рук датчан, поскольку у них были технологии и навыки для транспортировки и подъёма монолитных камней, и что монумент был построен, как место встречи для выборов и коронации датских королей.
Уолтер Чарлтон (Walter Charleton) был в центре событий научной исторической революции 17-го века. Это сын ректора из Сомерсета, который получил образование в Оксфорде, где ему преподавал влиятельный натурфилософ Джон Уилкинс (John Wilkins). Именно в оксфордском доме Уилкинса в этот период регулярно собирался «Экспериментальный Философский Клуб» («Experimental Philosophical Clubbe»), предшественник Королевского научного общества, форум, на котором влиятельные фигуры, включая Кристофера Рена, члена клуба Томаса Уиллиса и Ральфа Батерста, встречались и обсуждали науку, идеи и эксперименты.
В 1643 году Чарлтон, которому тогда было чуть за двадцать, был назначен ординарным врачом Карла I, проживавшего тогда в Оксфорде во время гражданской войны. В этой роли он, предположительно, вступил в контакт с великим Уильямом Харви (William Harvey), который в качестве старше го королевского врача, также должен был присутствовать при дворе короля.
Покинув Оксфорд и после казни Карла I в 1649 году, Чарлтон переехал в Лондон, где открыл врачебную практику на Рассел-стрит в Ковент-Гардене. Он стал кандидатом Коллегии врачей в апреле 1650 года, став почётным членом в 1664 году, стипендиатом в 1676 году и президентом Коллегии врачей в 1689 году и, сохранив свою верность делу роялистов, был назначен ординарным врачом изгнанного Карла II. В 1663 году, после реставрации, он стал членом недавно созданного Королевского научного общества, где он активно участвовал в дискуссиях, проявив себя, как увлечённый экспериментатор, например: он был первым, кто показал, что головастики превращаются в лягушек и что скорость звука меняется в зависимости от различий во влажности и температуры в течение всего дня и ночи. В этот период он также написал ряд медицинских текстов, включая «Патологические упражнения» (1661) и первый учебник физиологии на английском языке «Естественная история питания, жизни и произвольных движений» (1659).
Несмотря, на эти связи Королевского научного общества с «новой наукой» и современными идеями, Чарлтон на самом деле был куда более неоднозначной фигурой в научных изысканиях. Как показала Эмили Бут (Emily Booth) в своем исследованиях научной деятельности доктора Чарлтона, он был эклектичен в своем подходе, используя смесь идей и философий, старых и новых. Помимо медицинских текстов, например, он написал и перевёл несколько религиозных и философских книг, включая некоторые из первых работ по эпикурейству на английском языке. Чарлтон происходил из скромной семьи, не имел независимого дохода и зарабатывал на жизнь, как работающий врач, полагаясь на привлечение и удержание пациентов. Его эклектизм, возможно, был основан на прагматизме, позволявшем ему поддерживать связи с традиционными основами, на которых была основана медицинская практика, а также демонстрировать осведомлённость о последних инновациях и дискурсах, защищая себя от критики «догматизма».