Уинстон Черчилль. Власть воображения
Шрифт:
На следующий день в пять часов утра бронепоезд выехал из Эсткорта в Чивли, куда прибыл два часа спустя. Уже при возвращении состав попал под огонь артиллерии буров, а затем на полном ходу врезался в валун, которым был перегорожен путь. Повалившись с ног от удара, пассажиры предпоследнего вагона почти не пострадали, но не знали, что делать дальше. Молодой гражданский корреспондент Черчилль, возбужденный опасностью, предложил Холдейну следующий план: он сам пойдет вперед, чтобы оценить ущерб и попробовать устранить неисправности, а капитан с солдатами прикроют его огнем. Холдейн согласился, и Черчилль среди разрывов снарядов прошел вдоль всего состава к локомотиву. Первые два вагона лежали на боку, третий частично сошел с рельсов, а под одним из перевернутых вагонов спасался перепуганный машинист, которому осколком оцарапало голову.
В этой отчаянной ситуации Уинстона снова охватило его удивительное свирепое стремление победить во чтобы то ни стало: он вернул запаниковавшего машиниста на паровоз, мобилизовал наименее
Уинстон Черчилль, жаждавший славы, своей цели добился. Оставалось только вернуться в Эсткорт, чтобы принять выражения признательности и награды за проявленный героизм. Но ничего этого не произошло: как только паровоз выбрался за пределы прицельного огня противника, он слез с него и отправился назад, чтобы, по его словам, «найти капитана Холдейна и вывести вместе с его стрелками». На этот раз он, конечно, переоценил свои силы, тем более что маузер забыл в паровозе… Еще прежде, чем он успел дойти до вагонов, его схватили буры, равно как и капитана Холдейна и солдат в этих самых вагонах. И вот наш герой в руках врага. После допроса, проведенного бурским офицером по имени Ян Кристиан Смэтс, его и незадачливую команду отконвоировали в Преторию.
Это был тяжелый пленник. Не признавая дисциплины и не вынося бездействия, он немедленно начал бороться за освобождение, настаивая на своем статусе журналиста. Но часть его одежды была форменного образца, все газеты Наталя восхваляли его подвиги в бою за бронепоезд, да и, как потом скажет бурский офицер: «Не каждый день берут в плен сына лорда!» [41] . Сын лорда отправил протест и требование об освобождении властям Трансвааля, а также написал матери и принцу Уэльскому, прося содействия. Все тщетно. Как и с пленными офицерами, с ним очень хорошо обращались, разрешали вести переписку безо всяких ограничений и даже пользоваться муниципальной библиотекой… Но его тяготило бездействие, в то время как у Ледисмита шли жестокие бои, за которыми ему не терпелось понаблюдать, а еще лучше – поучаствовать. И наконец, его по-прежнему преследовала навязчивая идея о роковой наследственности: 30 ноября он написал Бурку Кочрану: «Сегодня мне исполнилось двадцать пять. Страшно подумать, как мало времени мне остается».
41
По законам того времени за участие в боевых действиях на стороне противника в гражданской одежде полагалась смертная казнь, как за шпионаж. Черчилля спасло происхождение: не будь он сыном лорда и потомком Мальборо, его бы расстреляли на месте без долгих разговоров.
Для молодого спешащего человека оставался только один выход – бежать. Капитан Холдейн и старший сержант по кличке Броки уже три недели готовили побег, и утративший надежду на освобождение Черчилль решил к ним присоединиться. Как всегда, он ничего не боялся и предложил товарищам план… захвата Претории одним лихим ударом! Несмотря на все его красноречие и дар убеждения, они предпочли придерживаться более скромного плана, но предприятие все равно оставалось рискованным: тюрьма была окружена высокими стенами и вышками, хорошо охранялась и освещалась всю ночь. После многих дней наблюдений вечером 12 декабря состоялась попытка побега. Несколько неудачных попыток – и Уинстону удалось перелезть через стену и соскочить в сад. Два других затворника привлекли внимание часового и вынужденно отказались от побега. Прождав в кустах больше часа, Уинстон решил продолжить путь в одиночку. Его шансы были близки к нулю: ни карты, ни буссоли, не зная ни слова на африкаансе, а до португальского Мозамбика от Претории ни много ни мало четыреста восемьдесят километров… При себе у него имелось только семьдесят пять фунтов, четыре плитки шоколада и несколько галет. Считая, что терять нечего, этот азартный игрок, не таясь, вышел
Следуя все время на восход солнца, Уинстон сначала ехал на попутном товарняке, а затем долго шел пешком через вельд. Преодолев сто двадцать километров, 14 декабря в полвторого ночи он добрался до городка Балмораль – нескольких лачуг вокруг колодца шахты. После тридцатичасового марша он валился с ног от усталости, поэтому рискнул постучаться в двери первого же дома, и фортуне было угодно, чтобы им оказалось жилище Джона Говарда, англичанина, управляющего нефтяных разработок Трансвааля. С этого момента шансы на успех побега заметно возросли. Говарду помогали секретарь, механик и два шахтера – все британцы. Механик мистер Дьюснэп даже оказался уроженцем Олдхэма в Ланкашире, где Уинстона Черчилля должны были хорошо знать. «В следующий раз они все проголосуют за вас», – шепнет он Уинстону, опуская того в шахту, где беглец будет укрываться все время, пока буры, обещавшие награду за его голову, тщетно разыскивали его по всему Трансваалю…
Наконец, 19 декабря Уинстон Черчилль, спрятанный меж тюков шерсти, продолжил свой путь к границе Мозамбика. Ему помогал экспедитор обоза – еще один англичанин по имени Чарлз Бёрнхэм. Тот в последний момент решил присоединиться к каравану и при помощи нескольких бутылок виски и множества взяток, щедрой рукой раздаваемых по всему пути от Витбанка до Коматипорта, добился того, чтобы груз прибыл к месту назначения с минимальными задержками и формальностями. И вот 21 декабря 1899 г., около четырех часов дня, на вокзале Луренцо-Маркеса [42] из грузового вагона выбрался молодой человек, с головы до ног покрытый волосками шерсти и угольной пылью, и в сопровождении мистера Бёрнхэма отправился прямиком в британское консульство. Через несколько часов во все стороны света разлетелись телеграммы: Уинстону Черчиллю удалось бежать из плена. В тот же день, хорошенько помывшись и поев, он уже садился на пароход «Индуна», следовавший в Дурбан.
42
В 1976 г. город переименован в Мапуто. – Прим. редактора.
Даже сам Черчилль не ожидал такого горячего приема, какой ему устроили в Дурбане вечером 23 декабря: гирлянды, флаги, фанфары и внушительная толпа с мэром, генералом и адмиралом во главе. Уинстона с триумфом на руках донесли до мэрии, где его уговорили – без особого труда – выступить с речью. «Меня принимали так, – вспоминал он впоследствии, – словно я одержал великую победу». Победа и в самом деле бы не помешала, поскольку в короткий промежуток с 10 до 15 декабря англичане понесли унизительные поражения: генерал Гатакр был разгромлен под Стормбергом, лорд Метуэн – под Магерсфонтейном, генерал Буллер – у Коленсо. На фоне этих неудач приключенческая история с бронепоездом и побегом из плена потомка великого Мальборо смогла поднять дух гражданских и подсушить репутацию военных…
Слава, за которой Уинстон так долго и безуспешно гонялся, вдруг сама пришла к нему, так что он даже немного растерялся. Первым отреагировал Черчилль-журналист, отправив серию депеш в «Морнинг пост». По стилю, широте взглядов, объективности и дерзости они ничем не уступали заметкам из Индии и Судана: «Неразумно было бы не признать, что мы сражаемся с опасным и сильным противником. Каждый бур стоит трех, а то и пяти солдат. Единственным решением проблемы было бы прислать сюда в пехоту людей, не уступающих в смекалке и столь же твердых духом, или же, за неимением таковых, отправить огромные массы войск. Присылать подкрепления по капле и распылять силы – пагубная политика». Потребуются, как рекомендовал наш стратег, полки легкой кавалерии и по меньшей мере двести пятьдесят тысяч штыков, ибо «послать больше, чем нужно, всегда будет стоить в конечном итоге намного дешевле». Последняя рекомендация свидетельствует о большой проницательности: в течение последующего столетия немало войн будет проиграно только из-за того, что к ней не прислушались. Ну а тогда эти советы двадцатипятилетнего отставного поручика, обращенные к самым высокопоставленным гражданским и военным чинам, вызвали не одну бурю в главных штабах и в палате общин… Тем более что в печать они попали всего месяц спустя после выхода «Речной войны», серьезно задевшей военную верхушку. Так что в «Морнинг пост» можно было прочитать: «Мы еще не получили подтверждения приказа, которым лорд Лэндсдоун [военный министр] назначил господина Уинстона Черчилля командующим всеми войсками в Южной Африке с генералом сэром Редверсом Буллером [главнокомандующий] в качестве начальника штаба».
По правде сказать, случись такое назначение, результаты вряд ли были бы хуже, поскольку невезучий генерал, подавленный поражением 15 декабря, заявил, что неспособен освободить Ледисмит; в этой связи Лондон, сохранив за ним командование войсками в Натале и продолжая присылать подкрепления, заменил его на посту главнокомандующего. Так что Черчилля после героического побега накануне Рождества 1899 г. встречал битый и отчаявшийся генерал. После подобающих случаю поздравлений Буллер поинтересовался, не может ли он сделать что-либо для Черчилля, и, к своему удивлению, услышал в ответ: «Да, позволить мне записаться в одну из формирующихся боевых частей».