Укол гордости
Шрифт:
От горячего кофе головная боль и правда немного стихла, и это подвигло Варю на решительный поступок. Сейчас она пойдет в бухгалтерию и спокойно – вот именно спокойно и с достоинством – напомнит Иде, что завтра она работает последний день, и ей надлежит, да-да, именно надлежит начислить и выдать зарплату и отпускные. В конце концов, дружить или не дружить с уродкой Варей – Идино личное дело, а выдать Варе зарплату – ее служебная обязанность…
У дверей бухгалтерии стоял Вадим Геннадьевич Зольников, заведующий лабораторией генетики. С озабоченным видом он дергал ручку двери, явно запертой. Увидев Варю, он шагнул к ней.
– Вы не знаете, куда у нас
Обычно Зольников называл ее Варенькой и та-а-ак на нее смотрел… Ну нет, положим, не «та-а-ак», а просто очень по-доброму и всегда с улыбкой. Но сейчас тон его был сухим и даже слегка злым.
– Не знаю, – ответила Варя, удивленная такой переменой. – Она мне самой нужна.
– Безобразие, – пробормотал Зольников и пошел прочь. Варя растерянно смотрела ему вслед.
Вадим Геннадьевич Зольников был бывший Идин «друг», сиречь любовник. И если Варя никогда не понимала увлечения Иды Сливковым, то Вадим Геннадьевич нравился ей чрезвычайно. Он был мужественно красив, умен, обаятелен и даже чуточку похож на Фокса Малдера. Зольников заведовал самой большой в институте лабораторией. Он появился в институте два года назад, когда неожиданно умер старый заведующий лабораторией генетики. Новый заведующий уволил почти всех старых сотрудников и привел с собой новый штат.
Сейчас лаборатория генетики занимала целый этаж в институте, а ее сотрудники, подобно небожителям, редко снисходили до простого институтского народа и между собой разговаривали преимущественно о грантах и зарубежных поездках.
Роман между Зольниковым и Идой возник почти сразу после появления Вадима Геннадьевича в институте, хотя это многих удивило – ведь Ида была простой бухгалтершей. Зольников был не ее поля ягодой. Но Иду это мало смущало, в этом мире все ягодные поля были ее.
Зольников, судя по всему, имел в отношении Иды серьезные намерения. Он уговаривал Иду поступить в университет, на платное отделение экономфака, намеревался оплатить ее обучение, а после окончания устроить на престижную должность в одном из банков. Варя думала, что этот союз навсегда, что Ида наконец-то нашла человека, достойного того, чтобы вручить ему себя. И полной неожиданностью для нее стало, когда по институту поползли слухи про Иду и Сливкова. Променять Зольникова на неудержимого бабника Сливкова! Никогда Варе этого не понять. «Тесто», видите ли! А кроме «теста» что? Есть о чем с ним поговорить? Жизнь ведь не из одного секса состоит. Но разговаривать с Идой на эту тему, разбираться в ее сложных отношениях с обоими любовниками и высказывать свое мнение по этому поводу было совершенно бесполезно. Варино мнение Иду никогда не интересовало.
И вот теперь у Иды нет ни Зольникова, ни Сливкова. И самой ее нет. И что-то непонятное с ней происходит. И непонятно, кто выдаст Варе зарплату.
Варя вытащила телефон и набрала Идин номер. Послушала сначала длинные гудки, потом сообщение о том, что «абонент не отвечает», вздохнула и засунула телефон обратно в сумку.
Потом вернулась в лабораторию. Борька Плохинский и Светочка давно кончили чаевничать. Кривая на Варином самописце давно выползла на плато. Надо было работать.
День покатился своим чередом. Варя включала и выключала освещение, меняла растворы, омывающие лист, делала пометки на ленте самописца. Борька оставил в покое свои пробирки и теперь набирал что-то на компьютере. Светочка в резиновых перчатках мыла колбы.
Телефон зазвонил так резко, что все трое вздрогнули. Светочка стянула с руки перчатку и взяла трубку.
– Ал-ле, –
– Ой! – сказала она, отстраняя от уха замолкшую трубку. – Ой что случилось! Ой! Юрий Юрич умер! Ой!..
– Какой Юрий Юрич? – недоуменно спросил Борька.
– Сливков Юрий Юрич! – заплакала Светочка.
– Юрка?! – ахнул Борька. – Не может быть! Я ж его вчера только видел. Пиво с ним пили, в «Какашке». Отчего умер? Это кто вообще звонил?
– Это Ниночка звонила, секретарша, – рыдала Светочка. – Сказала, что скоропостижно. Сказала, чтобы мы деньги собрали. На венок.
Варя и Борька поняли, что все правда. Ниночка Нагель, секретарь директора, была девушкой серьезной и строгой. Она не могла устроить глупый розыгрыш.
Варя вспомнила свой сегодняшний сон. Отчего-то ей стало зябко и страшно.
В понедельник хоронили Юрия Сливкова. Конференц-зал института был наполнен тихой траурной музыкой и приглушенными рыданиями женщин. Войдя в зал, Варя поискала глазами Иду, но той нигде не было видно. За два прошедших выходных дня Варя пробовала дозвониться ей раз сто, но безуспешно. А вчера она даже сбегала к Иде домой и долго стучала в запертую дверь. Она очень беспокоилась и надеялась, что на похоронах-то Ида точно будет, но и здесь ее не было…
Варя не хотела смотреть на покойника и встала подальше, но входящие люди постепенно оттесняли ее ближе к гробу. В какой-то момент она подняла глаза и все-таки взглянула на умершего.
По спине у Вари поползли ледяные мурашки, стало страшно. Она вздрогнула и невольно подалась назад, наступив кому-то на ногу и автоматически извинившись. Несколько мгновений она не могла оторвать взгляда от лица Сливкова, потом отвернулась и стала проталкиваться к выходу. Скорее, скорее отсюда. Потому что на лице Сливкова, каменно застывшем, белом, стояла та же самая жуткая улыбка, какую она уже видела на лице умершего «жениха». Два таких разных в жизни лица превратились в одинаковые маски – это было так явно, так отчетливо, так непонятно и жутко…
Кто-то тронул Варю за руку, и она, опять резко вздрогнув, обернулась. Это была Ольга Тимофеевна, главный бухгалтер, она манила Варю за собой к выходу. Они тихонько вышли.
– Пойдем, Варенька, я тебе денежки выдам, – сказала главбух. – Заодно уж и ведомость закрою.
Идя вслед за нею к кассе, Варя перевела дух, сердце стало биться ровнее.
– Ольга Тимофеевна, а где Ида? – спросила она.
– Да позвонила, сказала, что больна. Вот и пришлось мне из отпуска выходить. И когда теперь догуляю? Все на даче побросала, все дела огородные… Это она небось из-за Юрия слегла, от переживаний. Хотя, говорят, он в последнее время с кем-то другим гулял… Вот бегал по бабам, сердце-то и надорвал. Это ж надо, такой молодой, жить да жить… О-хо-хо…
У Вари камень свалился с души! Слава богу, Ида жива! Просто, наверное, не хочет никого видеть. И может быть… может быть, теперь, когда Сливков умер, Иде больше ничего не грозит.
– Ольга Тимофеевна, а чего у Сливкова лицо страшное такое? – спросила Варя. – Он, вообще, от чего умер?
– Да от сердца, говорят, и умер. Пил да курил, да по бабам блудил. Ох, господи прости, чего ж я о покойнике-то… А лица у мертвецов всегда страшные, я и не гляжу никогда, боюсь. В сторонке постою да пойду. Что там разглядывать…