Укол гордости
Шрифт:
– Опять вчерась выла, как лайка-вайка: «Вернись, Саша, вернись, Саша!» Взамуж надо выйтить, тут тебе и будет Саша.
Тут только до Вари докатило, что деду слышно через стенку, как она распевает под душем любимую бабушкину песню «Ах вернисаж, ах вернисаж!».
Вспомнив дедовы наставления, Варя неприлично громко хрюкнула, и потная туша рядом с ней вдруг активизировалась. Больно ткнув Варю локтем, исторгая луково-пивные миазмы, мужик загрохотал, тыча пальцем в окно:
– Слышь, ё!.. Исклевали мужика, козы! Вам, козам, только попадись, ё!.. Про-о-пал теперь, козлина! …! …! …!
– Перестаньте
Варин сосед всей тушей развернулся назад.
– Слышь, ты, общественница! Я таких как ты …!..!..! – в последовавшем монологе печатными были только местоимения. Варя подумала, что вот такой-то вот мат и называется отборным. Сжавшись, она сидела, боясь шелохнуться и привлечь к себе внимание виртуоза. Все остальные пассажиры тоже примолкли и даже слегка ссутулились, придавленные великим и могучим разговорным русским.
К счастью, пробка рассосалась, автобус тронулся и довольно резво покатил дальше. Через пару остановок Варин сосед встал и триумфально пронес к выходу свой пивной живот среди расступающихся пассажиров. Когда он вышел, раздался общий вздох облегчения.
– Время Хама, – печально сказала пожилая женщина на первом сиденье.
– А, брось, – не согласился сидящий рядом старик. – Такие были, есть и будут во все времена.
– Нет, нет! – горячо возразила женщина, – Наше время – это время Торжествующего Хама! Вы только посмотрите, что делается на телевидении, в газетах, загляните в интернет! Везде пошлость, нецензурщина…
Продолжения дискуссии Варя не слышала. Следующая остановка была ее.
Вечером, сто раз прокрутив в голове события злосчастного дня, Варя решила начать новую жизнь. Она не будет больше читать запоем детективы и любовные романы Барбары Картленд и Джейн Остин. Никакой романтики! Только научная литература. Она посвятит себя науке, и тогда посмотрим… Когда ей будут вручать Нобелевскую премию, Плохиш и Милый Дедушка будут сидеть у телевизоров, и с их отвисших челюстей потечет завистливая слюна.
Она не позволит больше Плохишу разводить ее на разговоры «за жизнь». И вообще больше никому не позволит лезть себе в душу, а потом предательски высмеивать… Она станет другой. Вежлива, приветлива, но холодна и самодостаточна – таков будет отныне ее стиль.
Во исполнение новой жизненной программы Варя решила сегодня не «листать книжки ночь-полночь», а лечь пораньше, чтобы завтра опять не проспать.
Но заснуть не удавалось. В голову лезли мысли об Иде, о нечаянно подслушанном странном разговоре, и на душе у Вари заскребли кошки. Все-таки было в том разговоре что-то такое… зловещее. Если Ида попала в беду, Варин долг ей помочь. Но как? Во-первых, Ида, активно участвуя в Вариной личной жизни, категорически не терпела вмешательства в свою. Во-вторых, Варя чувствовала, что не сможет заставить себя подойти к Иде, заговорить с ней. Слишком велика была обида. «Уродка… достала…» – Эти слова до сих пор причиняли жгучую боль, выедали душу. Сама она никогда бы не позволила себе таких слов, как бы ни была раздражена.
Однако она тут же вспомнила, как кричала на Борьку Плохинского. А не была ли она излишне резкой? Господи, и не вспомнишь
Обиднее всего, что Борька высмеивал ее именно вместе со Светочкой, которую сам же в грош не ставил.
Светочка была типичной «силиконовой блондинкой» со всеми атрибутами гламурной красоты: волосами до попы, «высотными» шпильками и губами «дональддак». Ее естественной средой обитания могли бы стать конкурсы красоты, модельные агентства, подиумы и фотостудии. Но на свою беду Светочка родилась в семье университетского доцента с династическими замашками. Папа категорически запретил Светочке мечтать о фэшн-бизнесе, «поступил» ее в университет и «доучил» до диплома.
На преддипломную практику в их институт Светочка пришла с университетской кафедры ихтиологии, где под руководством папы делала курсовые работы. А следом за ней, передаваемые из уст в уста, пришли анекдоты.
Эти анекдоты, хохоча, рассказывал Варе не кто иной, как Борька Плохинский.
Говорили, что Светочка вела эксперименты с икрой осетровых рыб. На чашках Петри, в которые помещались икринки, она, помимо обычной нумерации, часто писала слово «спор», а когда ее спрашивали, что сие означает, простодушно отвечала: «Спортилась». Еще рассказывали, что реактивы Светочка использовала в оригинальных, ею самой изобретенных дозировках: «щепотка малая» и «щепотка большая».
Варя смеялась, но анекдотам не верила. Ну не может человек, оканчивающий университет, быть таким безграмотным! Борька хохотал: «Не веришь? Да Светочка типичная tabula rasa, «чистая доска»! Только в случае Светочки это такая доска, на которой невозможно ничего написать. Она навсегда такой и останется». И правильно! Каждому свое. Тело есть – ума не надо!
И вот с этой самой «доской» Борька насмехался над Варей, наплевав на их приятельство и задушевные беседы «под чаек». Наверное, волосы до попы и утиные губы важнее любых дружеских отношений.
Какие же все мужики сволочи! Нет, никаких теперь душевных разговоров с Борькой! И ни с кем другим тоже. Теперь все будет иначе.
Мысли пошли по кругу, и Варя поняла, что не уснет. Она встала, накинула халат и пошла на кухню. Где-то у нее была баночка меда, привезенная дедом Ильей «со свояковой пасеки». Она слышала, что мед помогает при бессоннице.
С чашкой чая и липким бутербродом на блюдце Варя вернулась в комнату и включила телевизор. Бдительный Персик поднялся со своей подстилки и сопроводил Варю сначала на кухню, а потом обратно. Усевшись напротив нее, он требовательно гавкнул.
Варя вздохнула. Персик требовал свою долю медового бутерброда. Варя, зачитывавшаяся в детстве Стивенсоном, называла это «доля Билли Бонса».
Когда два года назад Варя и бабушка приобрели Персика, он был смешным голенастым щенком с веселым хохолком над глазами. Фокстерьерчика звали пышно – Сэр Персиваль. Варя и бабушка, посмеявшись, перекрестили щеночка в Персика. Персик сразу же признал бабушку вожаком их маленькой стаи, а за второе место стал упорно бороться с Варей. Когда бабушки не стало, Персик решил, что теперь главный в доме он, и стал настойчиво приучать Варю жить по своим правилам.