Украденная дочь
Шрифт:
Марита сходила перед нашим приездом в парикмахерскую, и там ей немножко подстригли и покрасили волосы, в результате чего она стала казаться еще более миниатюрной. Она заметила, что я то и дело поглядываю на ее голову.
— Это очень модный цвет для женщин моего возраста.
Я ничего не сказала в ответ — как поступила бы на моем месте мама.
— Я очень рада тому, что вы приехали. Возможно…
— Почему вы с мамой так и не помирились?
— Пойдем со мной, — сказала она. — Посуду домоет позже твой
Я вытерла руки и пошла вслед за ней. Она усадила меня за круглый стол в одно из двух кресел со спинкой выше головы, в которых они — бабушка и дедушка — сидели, наверное, по вечерам и смотрели на закат. Марита вышла из комнаты и некоторое время спустя вернулась со шкатулкой.
Она открыла шкатулку и показала мне, что в ней лежат кольца, серьги, браслеты, жемчужное ожерелье, другие ожерелья в бархатных футлярах. Она протерла свои очки краем скатерти.
— Я берегла все это для твоей матери, хотела подарить ей что-нибудь дорогое, но жизнь не позволила мне этого сделать. Все эти ценности станут твоими.
Я не знала, что и сказать. Мама не взяла бы у нее эту шкатулку, чем-то похожую на сундучок с сокровищами, но мне подумалось, что раз уж теперь все самое плохое позади, нам эти ценности придутся очень кстати. Когда я наконец-таки и вправду поступлю в университет, то уже не смогу так много работать, а ведь нужно кормить и одевать Анхеля. А в скором времени, возможно, еще и Лауру. Мне следовало подумать о том, что, если отец вдруг попадет в аварию, мы останемся без средств к существованию. Поэтому я решила принять этот дар и уже даже протянула руки, чтобы взять шкатулку, однако Марита, предвидя этот мой жест, проворно закрыла шкатулку и унесла ее.
— Когда я умру, все это, как ты уже знаешь, станет твоим, — сказала Марита, возвратившись и сев в кресло.
Этот мелкий эпизод — в числе множества других подобных эпизодов — ненадолго отвлек меня от главной задачи, которую я перед собой поставила.
— Извини за прямолинейность, — сказала я, — но давай не будем отвлекаться от темы нашего разговора. Что произошло, когда мама родила в первый раз?
— Не знаю. Меня тогда рядом с ней не было, и я себе этого никогда не прощу.
Я, ничего не говоря, продолжала смотреть на нее.
— Мы рассердились на нее за то, что она забеременела, еще не выйдя замуж. Она была нашей дочерью, и мы возлагали на нее большие надежды. Сейчас мы отреагировали бы на это совсем по-другому, но тогда ее поступок нас разозлил.
— И что дальше? Она ушла и всё?
— В ту ночь, когда начались роды, она мне позвонила. Она была в Мадриде, а я здесь, за четыреста километров от нее. Даже если бы я срочно выехала к ней, то все равно бы не успела.
— Так ты поехала в Мадрид или нет?
— У меня не было возможности приехать вовремя. Я сказала ей, что мы выедем утром и будем к полудню. Еще я сказала, что
Я с восторгом уставилась на узенькие, почти как у китаянки, глаза Мариты сквозь стекла ее очков, оправа которых была почти телесного цвета. Меня обрадовало осознание того, что мама была права.
— Отец тоже не смог быть рядом с ней, — сказала я. — Она осталась абсолютно одна.
После этих слов Марита оживилась.
— Нет, она, слава Богу, была не одна.
— Как это?
— Рядом с ней все время находилась ее подруга Анна — от самого начала и до самого конца. Поэтому Бетти так сильно ее и любила. Анна помогала ей и пережила вместе с ней те тяжкие события.
— А ты, когда приехала, разговаривала с Анной?
— Когда мы приехали, ее с Бетти уже не было. Мы не смогли приехать на следующий день, потому что у нас сломалась машина, и приехали на второй день, когда Бетти уже была дома. Твой отец тоже уже был там. Он обо всем и позаботился.
— Значит, Анна… — задумчиво сказала я.
— Да, она и привезла ее в родильный дом, и занималась оформлением документов, связанных со смертью младенца. Бедняжка.
— Отец об этом знал?
— Думаю, что знал. Мы никогда не разговаривали с ним об этом. Тема эта не из приятных. В жизни случается всякое, однако твоя мама не смогла оправиться от такого удара судьбы и обвинила во всем нас.
— Мама всегда считала, что ее дочь осталась жива и кто-то после родов забрал ее себе.
Марита потянулась к моей руке, но я тут же потянулась этой рукой к стоявшему на столе стакану.
— Вполне естественно, ей не верилось в то, что ее ребенок умер. Иногда нелегко смириться с трагическими событиями, которые с нами происходят. А для меня жизнь разделилась на «до» и «после». Она уже никогда больше не была той дочерью, какой я знала ее раньше. Я думаю об этом снова и снова и прихожу к выводу, что даже если бы мы тогда выехали в Мадрид немедленно, ничего бы не изменилось.
— А если бы вы не отнеслись негативно к тому, что она забеременела?
Марита вытерла под очками слезинки.
— Я никогда себе этого не прощу. Не знаю, простила ли она меня.
Мне хотелось сказать ей, что нет, не простила. Впрочем, кто знает, может, и простила. У мамы было доброе сердце.
— Она всю жизнь искала эту свою дочь, а теперь ее ищу я.
Марита сняла очки, чтобы получше вытереть слезы.
— А что говорит Даниэль?
— Ему нет необходимости ничего говорить. Он делает то, что хочет.
— Послушай меня, — сказала Марита. — С тех пор прошло очень много времени…
Я почувствовала, что мои глаза превращаются в твердые камни — камни, которым по сто миллионов лет и которые ей своими слезинками не пробить.