Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

До встречи с Барбарой оставалось сорок минут, и заку­сить он успевал.

3

Джефри Пиватски доставляло садистское удовольствие заказывать стюардессам шампанское в самолетах. Садизм выглядел, правда, несколько запоздалым, поскольку внут­реннее злобствование относилось не к милым индускам в золотистых сари компании «Эйр Индиа».

Полет оставался любимой стихией, небеса в иллюмина­торе, что бы ни приходилось видеть — звезды или сине-голубую пустыню стратосферы, — возвращали в молодые го­ды. На тренировочных полетах необъяснимое желание выпить шампанского в кабине бомбардировщика

появля­лось на высоте. И теперь он тянул искрящееся пойло, закры­вал глаза и видел панель приборов и свою уродливую перчат­ку на рычаге управления боевым самолетом, и злорадствовал, представляя, что провел командира, пронеся бутылку в кабину. Неясным оставалось, как пить вино в шлемофоне...

Странный комплекс. Странная жизнь, которую он ведет далеко от дома, разучившись скучать по родным местам. Умрет на Востоке? И смерть сделает странную жизнь судь­бой? В Азии... Земле крайностей. Где царит взаимная всепог­лощающая ненависть. Где животные уничтожают животных, люди — людей и животных тоже. Где насилие — повседнев­ность, а твоя жизнь не иссякает и пьянеешь от собственной живучести... На земле, которая разжигает чувственность, не интеллект. Опускаешься до примитивного существования, потому что против этого в Азии нет иммунитета. Растеряв нравственные ориентиры , оказываешься в шкуре местных и делаешься ловким и терпеливым, проникаешься буддист­ским всепрощением-равнодушием к злу. Не сознаваясь, ве­ришь, будто душа уходит бродить сама по себе, пока тело растлевают хрупкие куклы, чья покорная ловкость разжигает кровь так, как никакие красавицы в мире. Верно, Джефри, старина?

Он прикончил бутылку «Дон Периньон» и, как называл такие состояния, спустил мозги с поводка. В наушниках зву­чал Мендельсон, которого прервал пилот, сообщивший, что до Сингапура осталось три часа с минутами.

«Все-таки плохо, что я излишне скрытен, — подумал Джефри, засыпая, — и почти не разговариваю на личные темы...»

Снился дом, который он снимал во Вьентьяне, находясь по службе в Лаосе. С дощатого балкона наблюдал, как над городом собирается гроза. Пальмы вдоль улицы Самсентаи сделались выше. Острее запахло красноземом. Гуще гудел и гудел гонг в соседней пагоде... Крупные капли застучали по крыше. Ливень обрушился такой силы, что казался бутафор­ским. Кювет захлестнуло. Мостки через него подняло пото­ком, они поплыли среди лотосов и водяной повилики. Рик­ша, бросив коляску, влез по горло в канаву и ловил бог знает что.

Пробудился он от аплодисментов пассажиров, доволь­ных мягкой посадкой. Самолет катил в сторону серой грома­дины Чанги.

Полусонный, разбитый тремя сутками пути, простужен­ный белградскими сквозняками, Джефри вяло потащился из «боинга», перешагнул порог трапа-гармошки и почувст­вовал, что его мягко придержали за рукав.

— Господин Пиватски? — хрипловато спросил человек с косящими глазами, перехватить взгляд которых казалось невозможным. Чуть набекрень на нем сидела фуражка тамо­женника.

— В чем дело?

— Просили передать.

Подпираемый пассажирами, Джефри на ходу прочитал записку: «Джеф, привет от старины Нугана. Жду в ресторане третьего этажа. Справься у старшего официанта».

Вздохнув, он направился к телефону-автомату. Набрал на кнопочном аппарате номер Клео Сурапато.

— Где тебя черти носят, Джеф?! — заорал хозяин, едва распознав голос.

— Что за спешка, Клео? Не вопи, я вполне слышу...

— Они напали, Джеф! В твое отсутствие!

— Кто —

они?

— «Бамбуковый сад»... Они нащупали слабое место. Трав­ник, про которого я мог бы подумать что угодно... Его по­мощник или кто... Этот помощник разговаривает от имени банды. И не называет, сколько они хотят. То есть эта война на уничтожение!

— Бруно знает?

— Бруко знает. Минувшей ночью мы виделись по этому поводу... Он уверен в своих ребятах из «Деловых советов и защиты». И советует ждать. Ждать, когда дорога минута! Джеф! Ты слышишь меня, Джеф?!

— Я слышу, Клео.

— Джеф! Я плачу тебе немалые деньги. Я не привык по­падать под удар неизвестно от кого.

— Сун Юй знает?

— Сун знает всегда и все, что касается моих дел... Но, видишь ли, возраст есть возраст. Она умчалась с сыном сам знаешь в какое место.

— Твой отец, почтенный Лин Цзяо, остается дома?

— Отец дома. Не тебе объяснять, что в заложники крадут детей...

— Никуда не выходи. Пусть ребята из «Деловых советов» сидят в прихожей... Думаю, что я быстро справлюсь с про­блемой. Жди звонка от меня. Хорошо?

Записку Нутана и самого «старину Нугана», который ждал Джефри в ресторане, послал Господь.

В 1976 году Джефри как ветеран ВВС получил приглаше­ние работать экспертом при расследовании дела сержанта Лесли Аткинса, обвинявшегося в организации перевозок ге­роина самолетами военно-транспортной авиации из Банг­кока в США. Лесли был негром, и «сеть» состояла из таких же. Всего шестеро. Каждый получил двадцать пять лет воен­ной тюрьмы, хотя триста миллионов долларов, которые они положили перед этим в банк, так и не разыскались. В обязан­ности Джефри входило консультировать Нугана, полно­стью — Нугана Ханга, в те времена старшего сотрудника ЦРУ в Бангкоке, работавшего непосредственно под коман­дой Роберта Иенсена, резидента управления вдоль границы с Лаосом и Камбоджей. Ханга впечатлило высокое качество подготовленного Джефри профессионального разбора тех­нологии воздушной транспортировки, используемой ма­фией, и он свел его с Иенсеном.

Роберт Иенсен, если чем и выделялся, то полнейшей без­ликостью. Внешне он походил на молодца с рекламы сигарет «Мальборо», только слегка обрюзгшего. Они быстро пере­шли на «ты», и Иенсен спросил Джефри, сколько ему выпла­тил за экспертизу Ханг. Джефри сказал. На эти деньги они с Ольгой сделали взнос за квартиру в Сингапуре.

Иенсен выложил на стол квиток, в котором значилось на треть больше, и сказал, чтобы Джефри не думал, будто Нуган его обобрал. Недостающая треть превращена в акции компа­нии «Нуган Ханг бэнк», которые и будут числиться за Пи­ватски. Иенсен сказал также, что, посадив шестерых, восем­надцать оставил на воле. Они будут работать в новой компа­нии. ЦРУ сворачивало работу после падения Сайгона, мно­гие уходили в отставку, но налаженные связи, по существу, личные и доверительные, бросать представлялось глупым.

Бывшие сотрудники Иенсена и Ханга вместе с черными молодцами Аткинса, оставшимися на воле, составили кад­ровый костяк предприятия. Отделения открывались в Гон­конге, Маниле, Сингапуре, Бангкоке, на Гавайях и в Вашинг­тоне на бывших явочных квартирах управления. «Нуган Ханг бэнк» вкладывал, как выразился Иенсен, византий­ские, то есть огромные, суммы в контору, задачи которой сводились к подпольному страхованию «грязных денег» на случай потерь в результате полицейского налета или судеб­ной конфискации, междоусобиц «крестных отцов» и даже стихийных бедствий.