Украинский национализм. Факты и исследования
Шрифт:
Данное назначение явилось предвестником еще более серьезных ударов по «умеренной» политике Розенберга в отношении Украины. Другой аспект нацистской политики вызвал, однако, немедленное возмущение украинских националистов, а именно решение включить Восточную Галицию в «область немецкого заселения», то есть сделать ее частью генерал-губернаторства, а не будущего рейхскомиссариата. Непосредственной причиной для такого разделения украинской этнографической территории было желание иметь прямую связь между Большим рейхом и Румынией, в длительной лояльности которой нацистские лидеры имели основания сомневаться [263] . Однако несколькими неделями спустя «ненадежному» придунайскому королевству разрешили управлять всей украинской территорией между Днестром и Южным Бугом [264] . Румыны явно собирались со временем присоединить к себе область, которую они назвали Трансистрия. Так как украинские националистические круги в большинстве своем и без того ненавидели Румынию, понятно, что второе отсечение украинской этнографической территории воспринималось особенно болезненно даже при том, что регион по культурному развитию и национальному самосознанию находился внизу шкалы украинских областей. [265]
263
Ibid.
264
PS 197. На совещании 16 июля (там же) было намечено дать Румынии лишь небольшое приращение к востоку от границы 1939 года по реке Днестр; это решение было подправлено в течение
265
31 августа газета «Український вісник» набралась смелости открыто выступить против этого решения, поставив вопрос: «Возможно ли, чтобы украинские земли за Днестром, политые казацкой кровью, были переданы под румынское управление?» На той же странице орган УНО критиковал присоединение Галиции к генерал-губернаторству как не соответствующее «принципу национальности» (Український вісник. 1941. 31 августа. С. 3). В течение нескольких недель ряд отделений УНО в Германии направили петиции непосредственно Гитлеру с протестом против передачи украинских территорий; о петициях от групп в Пльзене, Берлине и Люксембурге см. Осc Е-4 (8), в Yiddish Scientific Institute (далее как Осc Е-4 (8)).
Пока делили украинскую территорию, зарождалась еще более серьезная угроза для националистического дела. Из полномочий остминистериума в оккупированных областях исключили полицейские функции, которые сосредоточились в руках Генриха Гиммлера. С начала кампании рейхсфюреру СС было поручено «наведение порядка» в оккупированных восточных областях. Эту задачу осуществляли айнзатцгрупп, состоявшие из специально подобранных, жестоких полицейских во главе с офицерами СС из ближнего окружения Гиммлера. На время периода стабилизации этим офицерам были даны полномочия в пределах широкого диапазона «мер по умиротворению» в тыловых районах, которые превышали полномочия всех военных командиров. Подразумевалось прежде всего истребление еврейского населения и ликвидация всех коммунистических организаций; «комиссары» и сотрудники НКВД должны были расстреливаться на месте.
Предположения о причинах конфликта между айнзатцгрупп и украинскими националистами были сделаны в предшествующей главе. Сначала мельниковцев не трогали, поскольку их считали политически недееспособными [266] . В течение лета СП (SP, Schutzpolizei – полиция, до 1945 г. – Примеч. пер.) утверждала, что «фракционная группа, возглавляемая полковником Андреем Мельником, преимущественно эмигранты, больше не имеет никакого политического значения», и расценивала ОУН-М как полезный противовес организации Бандеры. К началу ноября 1941 года, однако, сообщения СП предупреждали, что группа Мельника может стать опасной, если из-за борьбы с бандеровской группой ее оставить полностью безнадзорной [267] . Как только ОУН-М обнаружила способность вести организационную работу на востоке Украины, немцы ударили и по ней.
266
NO 2650.
267
Chief of the SP and SD, Report of Einsatzgruppen and Kommandos, No. 133, November 14, 1941. P. 31, NO 2825 (далее как NO 2825).
Первая крупная вспышка репрессий против мельниковцев случилась 21 ноября, в день важной для украинских националистов годовщины. В этот день в 1921 году отряд Тютюнника, одно из последних значительных националистических формирований, вторгшихся в Советскую Украину, сделал «последний привал» около небольшого городка Базара на краю лесистой области к северу от линии Киев – Житомир. И ОУН-М решила ознаменовать эту годовщину большой патриотической демонстрацией, которую подробно описал один из ее участников [268] . Большая группа организаторов была прислана из Житомира; в назначенный день тысячи людей стеклись в Базар для юбилейных торжеств. Эта демонстрация силы украинского националистического чувства весьма встревожила немцев, и тем более потому, что мероприятие было делом организованной группы, которая получила поддержку со стороны местных украинских властей. Глава районной администрации обратился к толпе, полиция под командованием старого украинского офицера охраняла собравшихся, играл полицейский оркестр. Все эти отличительные черты мероприятия показали недоверчивым германским полицейским властям, что украинцы намеренно бравировали своей независимостью. Репрессии, и очень сокрушительные, не заставили себя ждать. В Базаре провели расследование, и несколько организаторов было арестовано; далее след вел в Житомир, немцы расстреляли около двух десятков членов ОУН, включая одного из лидеров «Экзекутивы». Молодые Ясенюк и Антон Баранивский, оставшиеся там лидеры ОУН, избежали такой судьбы, спрятавшись в лесах. Влияние ОУН-М в Житомире было резко подорвано, хотя репрессии затронули не многих административных чиновников, симпатизировавших организации. [269]
268
П. Дуб. В роковини демонстрації в Базарі (споним) // За самостійність. 1946. Ноябрь. С. 8—11; см. также. ОУН у війні, информационная секция ОУН (УНР). 1946. Апрель. С. 69—72.
269
Александр Ясенюк, например, остался начальником областной администрации.
Без прямых свидетельств делать вывод о том, что демонстрация в Базаре была причиной дальнейших гонений на мельниковцев, было бы несерьезно. Однако приблизительно в то же самое время националисты подверглись решительным репрессиям и во многих других городах; в частности, был нанесен удар по маленькой группе, вышедшей с Буковины на Николаев, по группам в Каменец-Подольском, Чернигове и Полтаве [270] . Основная кампания репрессий была развернута в столице. Многие акции ОУН-М, не заслуживавшие, по мнению германских властей, решительного подавления, вызывали, однако, усиливающееся раздражение со стороны аппарата Гиммлера. Известная поэтесса Олена Телига стала, не добиваясь разрешения, выпускать националистический литературный журнал «Літаври». Молодежную группировку «Січь» считали потенциально опасной. Мельниковцы создали Украинский национальный совет (Раду), чтобы он действовал как символ единства на востоке Украины, и надеялись, что Рада станет в конечном счете центральным органом националистической деятельности. Офицеры вермахта на Украине осознавали масштаб неприятностей, которые могла навлечь на себя такая деятельность со стороны высших германских властей, и один из них советовал украинцам трансформировать Раду в более безобидный комитет помощи. Когда этот совет был отвергнут, Раду официально распустили (17 ноября), и она ушла в подполье [271] . Руководство СП знало о том, что Рада продолжает существовать, и, хотя сочло это слишком незначительным, чтобы прибегать к репрессиям, недоверие к националистам возросло [272] . При таких обстоятельствах можно понять, почему первый удар пал на легальный, но крайне националистический орган – газету «Украинське слово». Ее большой тираж – более 50 тысяч [273] – обеспечивал газете, по мнению полицейских властей, потенциальную возможность опасного влияния. Кроме того, редакция газеты, как уже отмечалось, состояла в значительной степени из западноукраинцев и старых эмигрантов; эти элементы рассматривались руководством СП как особо опасные.
270
ОУН у війні. С. 72.
271
Там же. С. 68.
272
PS 3876.
273
Краківськи вісті. 1942. 15 марта. С. 5. Reichsministerium f"ur die besetzten Ostgebiete (рейхсминистерство по делам оккупированных восточных областей) сообщало (вероятно, в 1942 году), что киевская газета «Последние новости» была единственной газетой на русском языке «в сердце Украины» и хвалило ее за «умеренность», несмотря на «проявляющиеся иногда панславистские тенденции».
К несчастью для националистического дела, за два месяца
274
Сохранилось мало публикаций ОУН-М того периода, и многие из них находятся в частных собраниях. «Український вісник» от 28 сентября 1941 г., с. 3 содержит перепечатку листовки, распространенной в Восточной Украине, в которой говорится, что Мельник – наследник Коновальца, который, в свою очередь, был наследником Петлюры, «убитого евреем Шварцвартом». О критике оуновской пропаганды в Восточной Украине того времени см.: Федір С. Єфременко (восточноукраинский эмигрант). Краківські вісті. 1941. 1 ноября. С. 2. Юрий Бойко. У сіяві нашого Киева: «Українське слово» у Києві в 1941 році (Munich: Tsitsero, 1955). Это значительное собрание статей, перепечатанных из главного органа ОУН-М на востоке Украины в 1941 году, которое, вероятно, было выпущено специально, но некоторые статьи (например, «На Украине – говори по-украински», с. 111—112) весьма показательны.
Все эти раздражающие факторы можно было бы стерпеть, не имей они определенного идеологического подтекста, который означал серьезные неудобства. Националистическое кредо строилось на «чистоте» украинского народа. Согласно представлениям лидеров ОУН, эта «чистота» подвергалась угрозе в результате проникновения русского элемента – физической иммиграции русских, которых стало особенно много в киевских бюрократических и интеллектуальных кругах, и русского влияния на украинскую культуру и язык. Степень влияния будет обсуждена в одной из дальнейших глав; однако необходимо указать его важность здесь, чтобы понять киевскую реакцию на оуновскую политику. Националисты взялись за радикальную «чистку» чуждых аспектов жизни в городе. Некоторые местные украинцы восприняли эту кампанию с энтузиазмом, иногда заходя в ее реализации дальше пришельцев. Другие же, хотя и были украинцами по происхождению, привыкли к русскому языку и свободно общались с лицами русского этнического происхождения. Следовательно, процесс «чистки» предполагал во многих случаях серьезное разрушение их привычного образа жизни и социальных отношений.
Из-за чрезвычайной важности этого фактора стоит привести с некоторыми подробностями один случай, который представляет собой поразительную иллюстрацию националистической психологии того периода. Он описан в дневнике видного киевского автора Аркадия Любченко, который был эвакуирован советскими властями, но смог остаться в Харькове до самого прихода немцев. Он установил потом контакт с группами Мельника (который, как было указано, проводил в Харькове ту же политику, что и в Киеве). Всегда националистически настроенный, Любченко скоро сделался восторженным сторонником интегрального национализма. В декабре благодаря своим связям с националистами возглавил харьковскую газету «Нова Украина». Вскоре в редакцию пришел харьковский автор по фамилии Филиппов и сказал Любченко, что подготовил статью, разоблачающую коммунистический режим, которую хотел бы опубликовать. Когда Любченко отверг статью, потому что она была написана по-русски, Филиппов объяснил, что его мать – украинка и что он может представить эту статью на украинском языке, поскольку вопрос языка для него не имеет значения. Любченко с насмешкой ответил, что настоящие украинцы, а таких огромное большинство в газете, не желают иметь ничего общего с человеком, который не решил для себя, украинец он или русский, таккактакойчеловекявляется «интернационалистом» вроде большевиков [275] . Легко представить, какое впечатление могли произвести такие доводы на ошарашенного посетителя. Это особенно важно в связи с тем, что работа в таком органе, как газета, для многих было не просто делом престижа или даже средством выражения мнения, но и вопросом жизни или смерти. При быстро ухудшавшемся продовольственном положении в Киеве и Харькове работа в учреждении, признаваемом немцами, следовательно, возможность получать продовольственные карточки и иметь небольшой приработок, была крайне необходима для большинства представителей интеллигенции. [276]
275
Аркадій Любченко. Щоденник (Дневник). Т. 1. Издательство М. Дмитренко. Торонто: Нові дні, 1951. С. 25.
276
Интервью 59. Сам Любченко (Любченко. Щоденник. С. 60 и далее) столкнулся с этим, когда обстоятельства изменились и ему нужно было искать работу в Киеве.
Ввиду этих обстоятельств неудивительно, что германские противники националистического движения почувствовали: настало время разрушить его престиж атакой на главный орган. 12 декабря 1941 года силами СП было захвачено «Украинське слово» и арестовано все руководство газеты, включая Рогача, Чемеринского и Олийника [277] . Кандыба был арестован местной полицией в городском районе, контролируемом ОУН-М, что позволило ему бежать. [278]
277
OUN иViini. Р. 73.
278
Л. Дніпрова. Українське слово. Париж, 1950. 18 июня. С. 3. Chief of the SP and the SD, Reports from the Occupied Eastern Territories, No. 32, December 4, 1942. P. 5.
Два дня спустя газета вновь вышла – под названием «Нове украинське слово», и редакционная политика газеты резко изменилась. Новым редактором стал Константин Штепа, исполнявший обязанности ректора Киевского университета. Украинец по происхождению, он служил офицером в царской армии и, хотя имел явные антисоветские убеждения, оставался неприкрытым русским патриотом, выступавшим за принятие русской культуры и языка по всей Украине и поддерживание административных связей с Москвой, поэтому являлся убежденным врагом украинского националистического движения [279] . В первом номере его газеты была опубликована статья, инспирированная немцами, но приемлемая для Штепы, в которой на националистов нападали за то, что «газету, которая должна была быть информационным изданием, они превратили в рупор своей группировки». Националисты, объяснялось в статье, отказались принять во внимание германские требования, заключавшиеся в том, чтобы газета служила всему обществу; Штепе надлежало «популяризировать» эти идеи, иллюстрацией чего и служила статья на второй полосе газеты с призывом: «работа вместо политики». [280]
279
Протокол допроса одного издателя в Киеве в начале 1943 года, который был специалистом по древней истории, автором работ «Переселение народов» и «Римское право» (CXLVa 78, Centre de Documentation Juive Contemporaine, hereafter referred to as CXLVa 78). Единственным лицом, подходящим под это описание, является Константин Штепа.
280
Эти статьи были перепечатаны в газете «Українська дійність», 5 января 1942 г., с. 2.