Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы
Шрифт:
Однако не только большевики были виноваты в холодных отношениях с интеллигенцией. Не меньшая ответственность лежала и на последней и крылась в ее нереализованных амбициях. Вся российская интеллигенция считала себя «обиженной» революцией: запросы на духовное и политическое лидерство были велики, а гегемоном стали другие. Тем более это было характерно для интеллигенции украинской, пережившей крушение своих амбиций и, пожалуй, даже в большей степени, чем русская, считавшей себя морально ответственной за судьбу народа, который она, как сама считала, была призвана вывести из «плена египетского». Но в годы революции достичь единства народа и национальной интеллигенции не удалось во многом потому, что их цели далеко не всегда совпадали, а этого не могли или не хотели понять многие деятели украинского движения. «Идеалы масс не входили составной частью в мировоззрение интеллигента. Захваченный борьбой во имя личного счастья (а для многих достижение этого личного счастья было неразделимо с воплощением в жизнь тех или иных идей, в том числе национальных – А. М.), интеллигент просто не обращал внимания на массы. Требования этих масс казались ему, интеллигенту, господину этих масс, покушением на его личную свободу, борьба за которую являлась сущностью его жизни. Таким образом, интеллигент мог думать о массах только как о своем личном враге» [540] .
540
Товкачевський А. Утопія і дісність. 1911. С. 66.
Итак, в результате воздействия целого комплекса причин настроение весьма широких слоев украинской интеллигенции к началу мирного периода было подавленным, ощущалось разочарование, нежелание участвовать в общественной и политической деятельности (прежде всего советской). Состоянию апатии в полной мере способствовало ужасное материальное положение, в котором оказались все без исключения категории интеллигенции, начиная от мелких служащих и заканчивая известными деятелями науки и культуры. Например, зарплата ординарного профессора составляла 30 % от довоенной, а зарплаты учителя вплоть до середины 1920-х гг. хватало на удовлетворение лишь 50 % его нужд [541] . На материально-бытовом положении учителей негативным образом сказался перевод в 1921 г. школ на обеспечение местных бюджетов, что привело к задержкам заработной платы, произволу со стороны местных чиновников. Трудности ассоциировались с политикой советской власти и не могли способствовать признанию ее «своей».
541
Касьянов Г. Указ. соч. С. 91, 94.
Не все группы интеллигенции жили одинаково. В лучшем положении оказался (помимо советских служащих) инженерно-технический состав. Труд последних был востребован всегда, тем более в стране, восстанавливающей разрушенное хозяйство. Поэтому на протяжении всего десятилетия специалисты инженерно-технических профессий получали более высокую зарплату, лучшие пайки и вообще занимали привилегированное положение (естественно, относительное) по сравнению с представителями других групп интеллигенции [542] . Если в «технарях» государство было заинтересовано, то услуги гуманитариев ценились меньше. Нелегкое материальное положение заставляло людей сосредоточивать все внимание на том, чтобы выжить. «Учителя заботятся только о своем существовании» [543] , – указывалось в анкетах по изучению социальных процессов, протекающих на селе.
542
Там же. С. 87.
543
ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 1072. Л. 87.
С изменениями в экономике происходили и изменения в настроениях. Так, положение учителей постепенно улучшается уже с 1922 г. Школы стали финансироваться не только из местного, но и из государственного бюджета. С 1923 г. начала расти зарплата [544] . Улучшение материального положения медленно, но верно увеличивало категорию людей, настроенных по отношению к советской власти лояльно. Но в начале 1920-х гг. эта категория была еще относительно невелика. Большинство представителей интеллигенции было настроено к власти нейтрально. Это означало неучастие в какой-либо активной политической деятельности против большевиков, но вовсе не подразумевало отказа от негативного или критического отношения к советскому строю и коммунистам.
544
Касьянов Г. Указ. соч. С. 87–88.
Другое направление представляли сторонники сменовеховства, считавшие, что вместе с нэпом начнется эволюция политического режима страны в сторону его либерализации. Суть сменовеховства заключалась в отчасти вынужденном, а отчасти сознательном признании того, что в сложившихся условиях советская власть, несмотря на ее видимый интернационализм, есть единственно национально-русская власть, а большевизм – глубоко русское явление. Весьма точно ухватил главную мысль сменовеховства Н. И. Бухарин: согласно ей, говорил он, «весь наш социализм – пуф. А не пуф новое государство с небывалой широтой размаха своей политики, с чугунными людьми, укрепляющими русское влияние от края до края земли» [545] . Сменовеховские настроения овладели значительными слоями интеллигенции, прежде всего, как легко убедиться из идейной установки, русской. В УССР сменовеховство также было больше популярно среди русской интеллигенции.
545
Цит. по: Агурский М. Идеология национал-большевизма. М., 2003. С. 210.
Наблюдались подобные настроения и среди интеллигенции украинской и связанных с ней мелкобуржуазных слоев населения. Но это сменовеховство имело совершенно другую идеологическую основу. Оно стало реакцией на переход большевиков к политике украинизации и увязывалось с ожиданиями трансформации УССР в сторону УНР. Оно затронуло также украинскую эмиграцию, правда не в таких масштабах, как русскую. В письме И. В. Сталину от 4 сентября 1922 г. секретарь ЦК КП(б)У Д. З. Мануильский указывал, что «в наших национальных республиках, в частности в Украине, “сменовеховство” запоздало в силу национальных моментов» [546] . Надежды украинской интеллигенции на эволюцию режима начали ослабевать после образования СССР. Создание союзного государства оттолкнуло немалую часть национальной интеллигенции, как и украинских националистов вообще, от политики советской власти [547] .
546
Документи трагічної історії України (1917–1927 рр.). Київ, 1999. С. 462.
547
ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 998. Л. 77.
И наконец, оставались люди, которые продолжали активно заниматься общественно-политической деятельностью – по преимуществу в подполье и бандформированиях [548] . По мере ликвидации подполья и благодаря прочим акциям советской власти, способствовавшим нормализации
На протяжении всего десятилетия политика большевиков заключалась в сохранении кадров старых специалистов и смене их социально-политических настроений, то есть расширении категории «нейтральных» и на их основе – «лояльных» [549] . Достигалось это методом кнута и пряника. «Кнут» представляли собой политические процессы, на которых в качестве обвиняемых выступали представители интеллигенции: например, процесс над Киевским центром действий (апрель 1924 г.) или Шахтинское дело (май-июль 1928 г.). В основе таких процессов лежало либо желание «приструнить» интеллигенцию и напомнить, кто в стране «главный», либо найти виновного в экономических просчетах и ошибках. Это, впрочем, больше касалось технической (русской) интеллигенции. К репрессивным мерам относились и высылки за границу, которые тоже оказывали сильное воздействие. Например, в закрытом письме второго секретаря ЦК КП(б)У Д. З. Лебедя И. В. Сталину (1922 г.) указывалось, что после высылки 70 сменовеховцев настроения профессуры изменились и она теперь была готова «служить и не рассуждать» [550] . На вопрос видного партийного и государственного деятеля УССР П. П. Любченко, как относятся академики ВУАН к власти, С. Ефремов ответил, что они «привыкли» [551] .
548
Там же.
549
Касьянов Г. Указ. соч. С. 94.
550
ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 998. Л. 49–50.
551
Єфремов С. Указ. соч. С. 408.
«Пряником» было улучшение условий работы и быта лиц, занятых умственным трудом. Восстановление экономики отражалось на положении интеллигенции и на ее отношении к большевикам. И хотя довольно большая масса работников интеллигентных профессий была настроена по отношению к ним язвительно-критически, нормальное материальное положение не давало повода для волнений. Но любое его ухудшение развязывало языки и усиливало недовольство.
Показательным может служить положение учительства – одной из наиболее многочисленных групп интеллигенции. Как свидетельствуют материалы учительских конференций и данные ГПУ, в 1925 г. самочувствие учителей было относительно благожелательным, а отношение к власти – лояльным. Но уже в следующем году был отмечен рост антисоветских настроений. Причиной стало ухудшение материального положения. Сказывалась огромная перегруженность – на одного учителя приходилось не 40 учеников, как полагалось по норме, а 80–140. Соответственно увеличивалось рабочее время. А зарплата сельского учителя в 1926 г. колебалась от 32 рублей 50 копеек до 65 рублей, что составляло в лучшем случае 40–50 %, а то и вовсе 10–15 % от довоенного заработка [552] . Городские учителя находились в чуть лучшем положении. Особенно раздражало учителей осознание несоответствия между теми задачами, которые на них возлагало государство, и теми средствами, которые на эти цели выделялись, а также то, что все это происходило на фоне роста экономики и уровня жизни населения. Резкое недовольство вызывало и то, что многие представители интеллигенции оказались гражданами «второго сорта», будучи лишенными некоторых политических прав [553] .
552
ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2242. Л. 43, 50.
553
Там же. Л. 37, 45, 49, 50; Д. 2245. Л. 8.
Из-за всех этих причин у представителей интеллигенции, особенно работающих на селе, пропадал интерес к участию в общественной жизни, и они стремились «выполнять только то, что требуется по службе» [554] . Напротив, интерес к профессиональной деятельности даже возрастал, так как служил своего рода защитной реакцией на попытки привлечь интеллигенцию к активной советской работе.
На волне усиления антисоветских настроений активизировались оппозиционные большевикам группы. Например, на учительских конференциях они пытались проваливать кандидатуры коммунистов, выдвигавшихся в президиум данной конференции и руководящие органы профсоюза работников просвещения (Рабпрос) [555] . Борьба проходила не только на беспартийных конференциях. Оживлялись различные организации и ассоциации, не связанные с официальными профессиональными союзами, – Ассоциация инженеров, Этнографическое общество и др., которые начинали конкурировать с профсоюзами за право представлять интересы интеллигенции [556] . Отмечались и попытки самоорганизоваться. Так, в Черниговском округе учитель Шахлевич (сторонник «белой» ориентации) и его коллега Глоцкий создали группу из десяти учителей для организованной борьбы в профсоюзных органах. На Барвенковской учительской конференции (Изюмский округ) прозвучало недовольство коммунистами, которых обвиняли в том, что они держат учительство в полуголодном положении и смеются над этим [557] .
554
Там же. Д. 2315. Л. 2.
555
Касьянов Г. Указ. соч. С. 46.
556
ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2242. Л. 45.
557
Там же. Д. 2315. Л. 2, 4 об.
На фоне недовольства мог произойти «упадок политактивности». А могло случиться и обратное. В качестве примера можно упомянуть состоявшуюся 10–11 декабря 1925 г. в Полтаве учительскую конференцию, протекавшую очень бурно. Наиболее остро встали вопросы о зарплате и коллективных договорах. В ходе обсуждения прозвучали обвинения, что советская власть не защищает интересы учителей. В Полтаве даже готовилась забастовка. Часть учителей видела в ней лишь способ улучшить материальное положение. Но среди них имелись и антисоветски настроенные элементы, «сознательно провоцирующие учительство» для того, чтобы вызвать политический скандал. Особенно резко при этом «выступали шовинистически настроенные городские учителя» [558] .
558
Там же. Л. 2–2 об., 4 об.