Укрощение красного коня
Шрифт:
– Газ? Но откуда?
Зайцев подумал, что Кольцов после нескольких кружек этой бормотухи не совсем тот Кольцов, который…
– Это что же получается, – размышлял Зайцев вслух, – боевой отравляющий газ?..
Кольцов не дал ему закончить. Что там ни добавляли здесь в пиво, оно уже заволокло ветеринару мозг.
– Ты тут полицай или как там, городовой, – пьяно тянул он слова. Тон стал недобрым. – Нет, не городовой – сыскарь. Да, агент, короче. Вот ты, агент, концы с концами и своди. Я же тебе просто говорю, что когда совершенно здоровая, тренированная и разработанная
На них стали коситься – не закипает ли мордобой.
Кольцова шатало.
– Иди! Ищи! Иди отсюда, если не нравится! Что стоишь смотришь? Ну, иди!
И махнул кружкой:
– Еще маленькую!
Зайцев развязал шнурки еще в коридоре. Уже темном. Светлая ночь сюда не пробивалась. Соседи спали. За какой-то дверью картофелиной по железу перекатывался храп. Зайцев толкнулся к себе в сумеречную комнату. Одновременно скинул ботинки – и включил свет.
И чуть не подпрыгнул.
Потому что на стуле подпрыгнула женщина. Она, очевидно, спала, положив голову на руки, а руки на стол.
– Гражданка, вы кто?
– Я это… Мне Прасковья Ильинишна велели дождаться… показаться… я сейчас к себе в угол пойду. Я только показаться… Как велено…
Глаза у Зайцева слипались. Может, он уже спит? Женщина нервно одернула на плечах косынку, дернула вниз полы старенькой кофточки, потом щепотью поправила подол выцветшей юбки. Она была похожа на ту, утреннюю. И не похожа. Просто тоже тощая, сообразил Зайцев, привычный к мгновенным описаниям внешности, молниеносному оттиску особых примет. За дверью кто-то кашлянул – для вида.
– А я как увидела, ты свет запалил, так и кинулась, – шепотом сообщила Паша, просунув голову. – Ну, думаю, значит, вернулся. А ты иди. В угол свой. Иди, – отпустила она тощую женщину.
– Паша, это кто? – шепотом спросил Зайцев, чувствуя некоторую дурноту – то ли от поганого пива, выпитого в компании Кольцова, то ли от усталости, то ли оттого, что сегодня толком не ел. А больше всего оттого, что утренний бред с нанятой ему кухаркой этим вопросом как бы замкнулся в рифму. Весь день был бредовым.
– У меня уже есть кухарка, – все-таки заметил он. Зайцев ценил абсурд.
– А это… Она это, того, – на миг замешалась Паша, но нашлась: – Она нянька.
Сон слетел с Зайцева.
– Паша, ты что, офонарела? Какая еще нянька?
– Жить она у меня в углу будет. А плати ей копейки, она и рада, чего? Сущие копейки.
– Ты наняла мне кухарку. А теперь – няньку?!
Зайцев почувствовал, что даже для любителя абсурда это чересчур.
– Паша, что происходит? – совершенно серьезно спросил он.
И увидел в глазах Паши что-то новое.
– Я не знаю, – просто ответила она. И добавила раздельно, с ужасом – или так только показалось ему после всех событий дня: – Я не знаю.
Зайцев махнул рукой. Завтра,
Глава 3
Нагреть воду для чая или кофе – да и просто кипяток годился бы – он все равно не успевал. Зайцев пустил струю тише, попил из-под крана. Вода отдавала типичным ленинградским привкусом. Не важно, лишь бы не бурчало в желудке, пока доберется до столовки.
Выкатился из ванной, роняя капли. Очередь из соседей ответила недовольными взглядами. Хмурых, неразговорчивых по утру лиц прибавилось.
– В обход влезать – красиво? – подал голос кто-то, но больше для порядка.
– Спешу, граждане дорогие соседи, прошу извинений. Служба.
В ответном бурчании расслышал только «знаем» и «утро». Предположительно доброе.
Вытираясь на ходу, Зайцев быстро прошел по коридору. Выпитая вода не помогла, есть все равно хотелось. Решил, что хлеб прихватит из комода. Сунет в карман, по дороге разберется. Оставалось только натянуть пиджак. Распахивая дверь, он сорвал с шеи полотенце. И очумело уставился. На стуле – выпрямившись, чтобы не касаться висевшего на спинке пиджака, – сидела одна из вчерашних незнакомок.
Она не охнула, не вскрикнула, не встала. Только смотрела круглыми глазами на худом лице. Волосы в узел. Большие руки лежали на коленях, покрытых ситцевой юбкой. На плечах косынка.
– Гражданка, вам чего?
Но неизвестная гражданка не издала ни звука. Только взгляд ее стал еще более круглым, птичьим.
– А, воротился. А я думала, на службу уже убег, – сунулась позади него в дверь Паша.
По ее тону ясно было, что застал их Зайцев врасплох.
– Я проспал.
– Матрена, ну чего сидишь? На курорт приехала, что ль?
Женщина вскочила, явно не зная, куда себя девать, пролепетала: «Доброго утра», – и выкатилась вон.
– Помети здесь для начала! – крикнула ей в спину Паша. – Деревня, – с оттенком превосходства вздохнула она, – что с ней взять. Спинджак вон те уже почистила, – смягчилась она. – Она вообще чистая, аккуратная, не дура. Деревня только. Но насобачится.
Зайцев взял не понятно с какого перепуга вычищенный неизвестной Матреной спинджак.
– Паша, это кто?
– Матрена.
– Не крути давай. Что это за женщины сюда ходят?
– Они не ходят, – уклончиво ответила Паша.
– Паша?
– Я думала: ты на службу уже убег. Ты ж опаздываешь поди. А стоишь – лясы точишь.
– Паша!
– Да и я опаздываю! Некогда мне! Ты милиция, тебе ничего не будет. А меня со службы выкинут. Ай, молодец!
– Ну?
– Нянька – которая Матрена. А вторая – кухарка, – спокойно объяснила Паша. Зайцева опять охватило ощущение легкого бреда. Он попытался соорудить некое подобие логической заслонки: