Укрощение Россо Махи
Шрифт:
Сейчас он очень хотел поехать домой, где можно встретиться с Властой, рассказать ей обо всём, а потом уже пойти и подготовиться к командировке: сходить в магазин, купить мыла, зубной пасты, шампуня и так далее. В провинциальных гостиницах и этого порой даже не было. Но вначале нужно было сделать материал о работе Перинатального центра. За него Владу обещали неплохо заплатить. А деньги были очень нужны, чтобы внести очередной транш за машину.
Видеоинженер, наглядевшись уже вдоволь на женскую матку, со скучающим видом сидел на стуле.
– Ну, поехали? – Спросил монтажёра Влад, усаживаясь на стул и передавая ему кассету с наговором.
– Ага, – зевнул он.
Глава
– Кто там?!
Он подскочил, разбуженный стуком в дверь.
– Бельё постельное сменить вам что -ли?– Женский голос за дверью заметно окал, произнося слова нараспев.
– Не что ли! – На автомате крикнул он.– Хотя…
Он порылся ногами в сероватого цвета пододеяльнике, будто оценивая, годится он ещё или нет, но, подумав: да ведь такой – же точно дадут, ответил громко, чтоб та не переспрашивала:
– Нет, спасибо, не надо!
– А то может заменю? – Загукала опять горничная, – я скоренько…
– Нет, говорю же: спасибо, – опять крикнул он, начиная уже злиться.
Едва её шаги утихли, он упал на кровать, бормоча:
– Быстренько… Где ты вчера была с этим: "быстренько"?
Через час он снова проснулся, на этот раз от головной боли. Пошарив рукой возле кровати, нашёл бутылку и, опрокинув её в рот, приготовился глотать, но на язык скатилась всего одна капля. Он замахнулся пустой бутылкой, и, озверев вдруг, начал исступлённо чиркать горлышком о дужку кровати, высекая звуки, похожие на тявканье пистонной сечки. Затем вскочив, с багровым лицом шагнул к выходу, чтобы купить выпивку, но, увидев себя в зеркале с красным лицом, в одних трусах, тотчас вернулся в кровать, свернувшись калачиком и, подняв голову, закричал на отвратительно коричневого цвета портьеру, будто за ней пряталась вся свита ада:
– Как же вы меня, чёрт, все достали!
Первые несколько дней в командировке он держался, но потом вдруг загулял. И даже не понятно было, что стало для этого причиной – отсутствие нужного градуса настроения для поиска сведений, нужных Паше или элементарная скука.
Подойдя к зеркалу и увидев себя с опухшим после сна лицом, не бритого, сказал своему отражению, как постороннему человеку, которого следовало отчитать:
– Вот так мы, значит, опять плохо работаем в командировке? Пропиваем снова казённые средства, да? Хорошо. Отлично! Вы будете наказаны! Как? А вот сейчас идите к окну и крикните на всю улицу: "я – последняя гадина! Я опять напился, люди, плюйте в меня! Давайте"!
Подойдя к окну, он, выглянув из него, в самом деле хотел уже крикнуть: « Я –гадина, товарищи!», для чего набрал уже даже в лёгкие воздуха, как вдруг передумал, увидев на остановке симпатичную девушку. Всё -таки удивительно устроен человек. Стоило ему отъехать от Власты на пару сотен километров, и вот он её уже почти забыл. Девушка, ждавшая троллейбус, в какой –то момент рассеянно перевела взгляд на гостиницу, и вдруг увидев его, стоящего в окне по пояс голого, улыбнулась. Он тут же улыбнулся ей в ответ. Забыв, что хотел наказать себя, объявив на всю улицу, что он гадина, Влад, выставив ладонь в сторону девушки, пригладив волосы, сказал:
– Ща! – Будто этого было достаточно, чтобы она его подождала.
Конечно, когда он спустился, её и след простыл.
– Сука! – Обозвал он её, стоя на остановке.
Вернувшись в номер, он снова разделся и лёг. Потом подскочил, словно вспомнив о чём -то и кинулся в туалет, чтобы умыться. Однако через минуту вернулся назад, держась рукой за живот. Скрючившись, как бублик, он упал на кровать и замер, с ужасом вспоминая вчерашний день. "Что было? Кого съел?". Ах, да,
Полутёмный зал, освещённый цветомузыкой, располагал к шалостям. Он шептал девице на ухо скабрезности, а она всё хихикала и позволяла себя ему лапать. Вдруг в какой –то момент он почувствовал, что её рука лезет к нему в штаны. Даже сильно пьяного, его это очень удивило. Ничего себе, какие у них здесь манеры! Он решил от неё не отставать и в какой –то момент тоже сунул руку ей под джинсы, сразу вляпавшись там во что -то мокрое.
Буркнув: «извини», он побежал в туалет мыть руки, а когда вернулся, подружек и след простыл. Их счёт пришлось оплатить ему. Потом он заказал официанту ещё пива. Когда его принесли, целую батарею бутылок, он, покачиваясь перед официантом, как надувной Петрушка на ветру, кое -как сграбастал их и пошёл к выходу.
В сквере перед гостиницей он долго стоял, с пивом в руках и подмышками, уставившись в небо, где висел дирижабль, бормоча: "Господи, это всё, что Ты можешь дать мне? Это всё?!». И не услышав ответа, поплёлся в гостиницу.
Шёл восьмой день его командировки в Царьгород. По замыслу Носорогова он должен был приехать сюда на неделю раньше съёмочной группы, чтобы, по его словам, «подготовить плацдарм для съёмок». Но, как это он потом понял, эта тактика была ошибочной. Вот если бы он делал свои набеги внезапно, сразу включая камеру, и спрашивал испуганного человека, пока он не пришёл в себя:
– У кого есть такой список? Кто забирал все деньги?
Тогда, может, другое дело. А так… «Ну, да», говорили ему, «вроде бы тот брал. Или тот …Знаете, вы завтра приходите, я узнаю и точно скажу…». Конечно, ждали они его завтра!
Всё бы ничего, если бы не местный сервис. Гостиница тут была ниже всякой критики, обслуживание –двойка с плюсом по десятибалльной шкале, номер без кондиционера. И это при том, что на улице каждый день было до плюс сорока!
Делать фильм без съёмочной группы было всё равно, что смотреть порно с одной женщиной в главной роли. Вздохи есть, толку никакого. Он звонил каким –то людям, договорившись о встрече приезжал к ним, представлялся. Через некоторое время те начинали искать на его пиджаке глазок скрытой камеры. «Нет, камеры нет, понимая это, говорил он. Видите ли, я продюсер и пока готовлю плацдарм для будущих съёмок. Телегруппа приедет позже». «А-а, ясно…», кивали его собеседники. Он потом опять что -то спрашивал, они что -то отвечали. Иногда ответы были очень даже толковыми. Но что проку, если ничего не записана? Он злился на такую тактику Носорогова. Непонятно было, чего он хотел этим добиться. Но с начальником разве поспоришь?
Иногда, перечитывая вечерами в номере свой блокнот, куда он всё заносил, он видел, что если бы он снял это, то действительно могла получиться вторая серия. Информация была интересной, даже очень! Но если этого нет на плёнке, то какой от этого толк? Его визави, с которыми он разговаривал, клятвенно обещали ему, что повторят всё то же самое, когда будет камера. Но по своему опыту он знал, что этого не будет. Человек так устроен, что никогда не повторит он то же самое второй раз, просто из чувства оригинальности. Он будет смущаться, нести всякий вздор, кашлять, но так как было первый раз толково и без лишних эмоций, не скажет. Это психология.