Укрощение Россо Махи
Шрифт:
Влад пожал плечами:
– Не знаю. Дорого?
– Ещё бы… Пару сотен тысяч долларов за почку, не хочешь?
Иванов кивнул, подумав про себя: «Значит, съёмка будет тяжелой. Везде, где замешаны большие деньги, съёмки идут с пробуксовкой. Когда денег нет, все наперебой стараются рассказать. Когда замешаны деньги, все хотят уйти от ответа. Боже, ну, почему именно ему это досталось? Паша уже взбаламутил воду первой серией своего фильма, а теперь хочет отправить его в Царьгород, эту кишащую голодными пираньями заводь, чтобы снять вторую. Что у него за судьба?
Будь такое предложение от Паши в прежние времена, Влад бы решительно
Он знал, что не отчитается. Где взять такие квитанции? Эта мысль сделала остаток его командировки невыносимой. Сначала он думал: а, ерунда, рассчитаюсь! Затем его настроение изменилось. Он вдруг стал считать требование отчитаться за каждую копейку унизительным. Подумаешь – потратил?! Но он же работал! Он же давал материалы? Да! Это ведь чего -то стоило! Или нет? Его вдруг стала мучить злоба. То, что раньше выглядело легким, эти съёмки, вдруг стало даваться через силу. Однажды во время монтажа он вскочил и одну за другой швырнул в стену три кассеты, потом отбросил ногой стул, на котором сидел и стал орать на своего телеоператора, хорошо и спокойного парня, топая ногами. Он оскорблял его последними словами за то, что тот, по его мнению, неверно выстроил кадр. Пару минут он орал и неистоствовал. Потом успокоился и, сев, продолжил монтировать. Тем вечером он впервые почувствовал сильную головную боль. Но не обратил тогда на неё должного внимания. Потом боли участились, появился насморк. Домой в Москву приехал совершенно разбитый.
Как -то, проснувшись дома ночью весь в поту, с головой, которая плавала на подушке, как в грязной луже, он решил, что с него хватит. Одевшись, он поехал к знакомому доктору, у которого однажды брал интервью, в клинику Неврозов. Тот, выслушав его, предложил лечь в больницу для обследования. Так он оказался в больничной палате. На работе он сказал, что заболел. Но слухи имеют крылья.
Однажды, сидя у больничного окна, он увидел машину телекомпании. Влад узнал её по логотипу. Выскочив из здания, он побежал к рафику. Водителя за рулём не было. Наверно он в этот момент зашёл в корпус, чтобы пообщаться с главврачом.
У Влада пересохло во рту и забилось сердце. Он не хотел, чтобы на работе знали, где именно он находится. Влад стал ждать шофёра, чтобы выяснить, зачем он здесь и кто его послал. А также, что именно ему наговорил главврач. Однако водителя долго не было.
Немного потоптавшись, он отошёл в крошечный лесопарк при клинике и со скамейки стал наблюдать за машиной. Вдруг его отвлекла некая пациентка. Подсев к нему, она завела с ним с разговор о какой –то ерунде, а когда он снова повернулся, машины уже не
После визита этой машины, ему постепенно перестали звонить друзья из телекомпании. А потом и знакомые. Кажется, его окончательно списали.
После больницы он решил, что должен уволиться из Службы Новостей. Главный не стал его отговаривать. Встал вопрос о работе. Паша предложил ему должность продюсера у себя в отделе документальных фильмов. В благодарность за Пашину заботу, Влад должен был выполнять для него особые поручения. Вот как это –поехать в растревоженный осиный улей и вытянуть из людей недостающую информацию.
– Самое главное эта баба, Надежда Бугатти, – наклонившись к нему для конфиденциальности, бубнил Паша. – Ну, ты знаешь, о ком я. Не какая она не итальянка, наша она, бывшая детдомовка. Замужем за итальянцем просто. Её сейчас там допрашивают, пытаются узнать, как всё было. Она пока молчит. Как в рот воды набрала. Но хорошо бы нам узнать у неё, было ли изначально намерение продавать детей на органы…
– Ты думаешь, она об этом могла знать? – Удивился Влад.
– Конечно! Неужели ты думаешь, она благотворительностью тут занималась? – Пашины глаза гневно блеснули.
– А как её об этом спросить? – Не понял Влад. – Исподволь как бы навести её на эту мысль? Мол, а не могли ли эти дети попасть в руки чёрных хирургов? Или…
– Или! Бей прямо в лоб, Владик! Берёшь и спрашиваешь: вы планировали отправлять детей на органы? Или как –то так. Ты сам по обстановке решишь. И список.
– Какой список? – Не понял Влад.
– Список детей, которых она вывезла! С адресами в Италии. Нам он необходим, что снять вторую серию, понимаешь? Знаешь, какие на это средства выделены?
Он шепнул на ухо Владу сумму, из –за чего у него полезли на лоб глаза.
– А ты думал? – Сказал Паша, отстраняясь. – Дело на контроле у самого…
Он ткнул пальцем в потолок.
– В общем, мобилизуйся. Если всё добудешь, в накладе не останешься. Понял?
Иванов кивнул. Деньги хорошо. Он до сих пор должен в той телекомпании, откуда уволился. Да и в этой должен. Что ж, как говорится, работа есть работа! Они подали друг другу руки и расстались на этом.
Со странным чувством, что его отправляют завоевывать Грецию через Фермопилы, где засел отряд хорошо подготовленных спартанцев, он пришёл в аппаратную звукозаписи. Здесь, наговорив текст, он взял кассету и пошёл снова в аппаратную видеомонтажа клеить матку.
Пока он шёл, его ни на минуту не покидало ощущение, что командировка, в которую его посылают, типичная имитация полезной деятельности. Ведь ясно же, что никакого списка ему не дадут. Кому –то нужно просто списать деньги на это дело. Мол, работа движется, мы держим руку на пульсе. А на самом деле, всё главное уже сделано. Бугатти готовится сесть на скамью подсудимых. Усыновленные ииностранцами дети уехали и не вернутся.
Но раз новые средства выделяют, надо их оприходовать, надо делать вид, что состав движется, хотя, может, на самом деле он стоит. И Влад тут вроде кондуктора отцепленного вагона. На него, если что, просто покажут: он там был. И всё. Конечно, что это именно так, доказательсв у него не было. И это ничем нельзя было объяснить, кроме некой суммы ощущений, которые, в свою очередь, возникли из ряда умозаключений. Только и всего. Однако гадкое ощущение, что он попал в новую западню, которое, как он знал по опыту, редко бывало ошибочным, не покидало его.