Укротитель Медузы горгоны
Шрифт:
Для одной очень известной советской певицы, чей голос чаровал миллионы поклонников по всему миру, администратор специально нанимал «мальчика для битья», который попадался под руку дивы минут за пятнадцать до старта оперы. Прима краснела, нападала на парня, раздавала ему пощечины, потом вылетала из-за кулис к зрителям и гениально исполняла арии. В ее жизни был лишь один провал – когда купленная верным помощником «боксерская груша» заблудилась в кулуарах старейшего театра России и вовремя не попалась на глаза исполнительнице главной партии. Пришлось певице выходить к публике, так сказать, не подготовленной, и она завалила спектакль.
Короче,
– Блестит красиво, но внутри пустота, ни одной эмоции, только натужное их изображение, – объяснял Альберт Сергеевич гражданской супруге. – Лучше уж ночная ваза с честным дерьмом, чем этакое инженю-пипи в мармеладе.
Услышав от Вознесенского «нет», Розалия взбесилась. Сначала она грохнула о пол бутафорскую лампу, но та не разбилась, потому что была сделана из пластика. Затем, сжав кулаки, кинулась за кулисы и там столкнулась с Пряховой, которая только что спустилась из «гнезда» с прожекторами.
– Это ты виновата! – завизжала Глаголева, схватив Наину за плечо. – Гадина!
Поскольку актрисе уже не требовалось выходить на сцену, Пряхова, не стесняясь, вывернулась из цепких рук знаменитости. Розалия взбеленилась еще больше и залепила костюмерше пощечину. И тут, словно гриб после дождя, около Розы вырос Берти. Вознесенский поддал ногой под зад распустившей руки бабе и прошипел:
– Убирайся вон, скотина!
Что было с Глаголевой дальше, Наина не узнала. Альберт же Сергеевич отвел ее в свой кабинет и сам заварил жене чай. Он не помыл стакан и ложку, высыпал в чайник всю пачку заварки, забыл про сахар, но Пряхова в тот день была беспредельно счастлива. Правда, испугалась, что местная публика начнет судачить на их с режиссером счет. Однако все в театре клеймили позором Розалию и хвалили Вознесенского, который встал на защиту простой костюмерши, осадил зарвавшуюся знаменитость.
А наутро случилось и вовсе чудо. В семь часов утра Берти, никогда не просыпавшийся раньше полудня, вошел в спальню и сказал Наине:
– Давай руку, левую.
Она выполнила приказ.
Альберт Сергеевич защелкнул на запястье жены золотой ажурный антикварный браслет и сказал:
– Носи его всегда. Это тебе в знак моего хорошего отношения.
Пряхова чуть не скончалась от захлестнувших ее эмоций – Берти впервые сделал ей подарок! Следует заметить, что презент оказался и последним, но с того дня Наина никогда не снимает украшение. Расстаться с ним она не согласится даже за все сокровища мира.
Если вы подумали, что Пряхова была для Вознесенского кем-то вроде домработницы, то глубоко ошибаетесь. Каждый вечер, придя домой и поужинав, Альберт Сергеевич оставался за столом в кухне. Наина приносила ему бумагу, кисточки, краски, карандаши, и режиссер начинал рисовать очередную сцену из спектакля, который он собирался поставить. Берти всегда, репетируя одну постановку, думал о следующей. Аккуратно выписывая фигурки, он объяснял жене:
– Это Ромео, а здесь Джульетта. Хотя нет, лучше ей встать слева…
Лист комкался и летел на пол, Берти изображал мизансцену заново. Когда та обретала окончательный вид, он брал черную книжечку наподобие телефонной и тщательно
– Как тебе? Только честно.
– Ну… Вот он же нервничает? – пробормотала жена, показывая на главного героя спектакля.
– Очень, – согласился Вознесенский. – Ведь только что понял, что жена его всегда обманывала. Трудная сцена для актера. Я не хочу никаких ярких проявлений ярости, всяких там шаблонных швыряний тарелок.
– Может, поставить около него на столик вазу с фруктами? – робко предложила Пряхова. – Пусть он возьмет оттуда гранат и сожмет его в кулаке. Все сразу поймут, в каком гневе герой. Гранат трудно раздавить, и будет ясно – силу обманутому мужу придала ярость. А сок, который потечет, похож на кровь.
Берти отложил карандаш.
– Умница. Я в тебе не ошибся, хорошо придумала.
Наина задохнулась от счастья: вот ради таких мгновений и стоит жить!
С того дня Альберт Сергеевич стал порой спрашивать совета у костюмерши и иногда хвалил ее…
Пряхова выпила еще бокал вина и отрезала себе третий кусок торта. Глаза ее заблестели, щеки покрылись неровным румянцем, стало понятно, что хозяйка слегка опьянела. И я осторожно произнесла:
– Наина Федоровна, «Ламбруско» – коварное вино, пьется легко, а потом разом ударяет в голову.
– Мне от вкусной выпивки плохо не бывает, – парировала она. – Не беспокойся, деточка, я прекрасно знаю свою норму. Никто не может похвастаться, что видел Пряхову в подпитии. Ни одна душа. Сейчас расскажу про нашу жизнь с Берти дальше.
Я поняла, что беседа грозит стать бесконечной, и решила задать интересующий меня вопрос.
– Знаете ли вы о театре «ОЗА»?
Собеседница расхохоталась:
– Оригинально! Не просто знаю – я была единственной, кто помогал Берти отбирать детей. Ну, кроме Насти, разумеется. Мы втроем создавали коллектив, равного которому нет в мире. Общество злых ангелочков – так расшифровывается аббревиатура. Понимаешь?
– Нет, – ответила я. – То есть понятно, ОЗА – Общество Злых Ангелочков. Но какое отношение имеют к нему дети?
– Они актеры, – улыбнулась Наина Федоровна. – Кстати, совсем не ясельного возраста, подростки. Берти считал оптимальным возраст от двенадцати до четырнадцати. Сейчас объясню.
Она снова наполнила свой бокал, отпила добрую половину и начала рассказывать о затее Альберта Сергеевича…
Пообщавшись не один год с профессиональными артистами, Вознесенский полностью в них разочаровался и в конце концов распустил труппу. Наина испугалась, что муж впадет в депрессию, он ведь не сможет жить без работы, но Альберт Сергеевич был весел. Режиссер засел за свои рисунки, решив ставить «Отелло», и безостановочно говорил о том, как надо выстроить спектакль. Пряхова не понимала, с кем супруг собирается осуществить замысел, но лишних вопросов не задавала. Когда Берти продумал постановку, он огорошил Наину заявлением: